Николай Алексеевич Некрасов

Сударкин Андрей Вадимович

В очень выгодном положении оказались старообрядцы. С одной стороны, они имели возможность собирать деньги со всей общины и отдавать их кому-нибудь одному, наиболее оборотистому. С другой стороны, они умудрились завести прочные связи с иностранными финансистами, в первую голову английскими. То есть у старообрядцев имелся свободный капитал, необходимый для развития бизнеса. Ныне старообрядце подчас пытаются изобразить этакими хранителями древних народных традиций. На самом деле они всегда люто ненавидели Православную церковь и Россию в целом.

Выбились в фабриканты и некоторые вчерашние крепостные. Вот только откуда они деньги взяли? Некрасовские мужики уж явно фабрик не приобретут, даже обладая скатертью-самобранкой.

Деньги мог дать помещик, но такое происходило в исключительных случаях. Чаще всего деньги у мужика заводились за счет беспощадного паразитирования на членах своей же общины. Таких людей в деревне и называли «мироедами». В добавок, такой капитал мог иметь откровенно уголовное происхождение, как у упомянутого выше персонажа Салтыкова-Щедрина. Разбогатев, бывшие крестьяне порой оказывались как бы между сословий: от старых корней они оторвались, а к новым не приросли.

И уж конечно на образовавшееся пространство широким потоком хлынул иностранный капитал. Средства у иностранцев имелись. Да и новые технологии с соответствующим оборудованием они были ввести вполне способны. Вот только на русские традиции им было наплевать, национальные интересы России по боку, ничего личного — только нажива.

Результаты всех этих пертурбаций оказались очень странными. Причем, подчеркиваю, изменения начавшиеся еще при живом Николае Алексеевиче, продолжались в том же самом виде и с теми же результатами вплоть до 1917 года. Промышленность постепенно возрастала, и новые технологии внедрялись. Но существенная часть промышленных предприятий и большая — финансовых организаций находилась под полным контролем иностранного капитала. Но самое существенное, значительная часть необходимейших и незаменимейших изделий в царской России не производилось никогда, а импортировалась.

Условия труда на европейских промышленных предприятиях, первоначально чрезвычайно тяжкие, постепенно улучшались. В России же они практически до конца монархии оставались на уровне крепостных заводов, вопреки стенаниям нынешних любителей проклятого царизма. Кроме всего прочего, результатом александровских реформ стало такое своеобразное и неоднозначное явление, именуемое земством. Вообще земцы по преимуществу занимались препирательствами с местным чиновничеством, но среди них встречались и бескорыстные энтузиасты, немало сделавшие для народного посвящения и здравоохранения. Еще земцы наладили российскую статистику. Позднее развилась статистика ведомственная. Так что существует значительное количество источников, отображающих жизнь фабричных рабочих конца девятнадцатого века — начала двадцатого.

Изображенная в некрасовской поэме деревенская жизнь ничуть не улучшилась и после кончины Николая Алексеевича, если не ухудшилась, ибо ресурсов не прибавлялась, а имущественное расслоение продолжалось. По сути происходило внутреннее разрушение общины в результате деятельности кулаков.

Ныне много всего написано по поводу определенного сходства рубежей XIX-XX веков и XX-XXI. Определенный резон тут имеется, хотя всякая историческая аналогия ограничена. Мы второй раз натужно пытаемся ввести капитализм в одной отдельно взятой России. Как будто одного раза не достаточно. А ведь Некрасов да и Салтыков-Щедрин еще когда прекрасно поняли всю бесплодность и крайнюю опасность таких попыток. Беда в том, что не смотря на стопятидесятилетнюю историю усилий у нас так и не поняли истинную суть капитализма. Бесконечное накопление капитала является не средством для чего-либо, а самоценностью. То есть накопление ради накопления. Капитализм- это служение, это культ Молоха! У Куприна есть рассказ, который так и называется - «Молох». Не случайно европейцы сначала заменили христианство протестантизмом, то есть упрощенным иудаизмом, а позднее и вовсе отказались от всяких его следов. Двум кумирам одновременно служить не возможно.

У

нас в России периодически всплывает очень своеобычная прослойка (не среди чиновников — чиновники всегда являются отдельной и замкнутой корпорацией, сохраняющейся в том же самом виде при любом раскладе), претендующая на звание «правящей элиты». При нынешнем раскладе она как бы считается «капиталистической». Но повторяю, капитализма в ней, как яда в спичке. Это сборище вульгарных паразитов, первейшим желанием каковых является обжорство до состояния рвоты и возможность плевать в физиономии холопов, плевать в самом прямом смысле этого слова. По этому капитализм возможен у нас только в виде плантации американского народа, да и то едва ли, так как никаких бананов, кофе и табака у нас не вырастишь. Заметим еще, что большевики сами заложили мину замедленного действия, отрекшись от веры православной. Христианские ценности абсолютны, не требуют никакого обоснования. В Советском Союзе могли говорить что угодно о светлом будущем, об идеалах строителей коммунизма. Надо признать, что случались энтузиасты вполне во все это верившие. Но неизбежно появлялись и те, кто желал просто паразитировать, и плевать им на всяческие идеалы. И это противоречие неизбежно разорвало Советский Союз. За сим опять началось «построение капитализма». Только вот строят они в отличие от того времени, когда мужики пошли узнать про счастье и веселье, в абсолютной пустоте. Тогда-то хоть какая-то почва имелась.

При жизни Алексея Николаевича Некрасова христианские ценности также оказались попранными. И произошло это в следствие отношения одних людей к другим, как к скотам, то есть крепостного строя. Видимо в этом и есть причина всех последовавших бедствий. Две великих субкультуры, народная и дворянская, не примирились бы никогда, хотя Николай Алексеевич этого искренне желал и немало постарался ради. Наверное какой-то особенный русский путь таки существует, но это путь тяжелейшего подвижничества и бесконечного разочарования. Александра Сергеевича Пушкина принято называть гением и столпом русской культуры. Алексея Николаевича Некрасова с полным правом следует назвать подвижником русской культуры, что до настоящего времени так толком и не осознанно. И с великой печалью мы вынуждены констатировать, что миссия эта оказалась личной трагедией Алексея Николаевича. Все этапы этой трагедии довольно полно отображены в поэме «Кому на Руси жить хорошо». В конце концов поэт изнемог, и поэма осталась незаконченной.

Некрасов чуть было не погиб оказавшись больной и голодный на улице в лютый мороз. Он разрушал свое здоровье изнурительной журнальной поденщиной. Он пытался собрать в единое целое литераторов, желавших друг другу немедленной смерти. Он помогал нуждающимся, которые за тем не выказывали ему ни малейшей благодарности. Он прекрасно понимал, что таких гениев, как Достоевский или Салтыков-Щедрин необходимо либо обходить стороной, либо сразу пристрелить при первой встрече. Он писал оды палачу (вообще Муравьев не был лично жестоким человеком, во время подавления польского восстания было казнено значительно менее человек, чем перед этим было перерезано русских, наконец, Муравьев был известен борьбой с мздоимством, но его никто не заставлял заниматься тем, чем он занимался, потому именно палачом он и был). Некрасов в конце жизни начал осознавать провал и безнадежность своей миссии. Он так и не завел полноценной семьи, не имел детей. Он заболел раком и умирал долго и мучительно. Один его брат был конформистом, пытался следовать воле отца и сделать военную карьеру. Не сложилось. В итоге он оказался неудачником, жил на подачки родственников, в первую голову самого Николая Алексеевича, и рано умер. Второй брат был более удачлив, проявил себя успешным хозяйственником и дельцом, сколотил немалое состояние. Только вот основой всего этого являлось очень солидное наследство умершего поэта.