Николай Байбаков. Последний сталинский нарком
Шрифт:
Байбаков не жалел проклятий в адрес молодых экономистов горбачевского призыва, вроде Григория Явлинского с его программой «500 дней». Считал, что товарная агония (с карточками на сахар, масло, крупу, пустыми прилавками универмагов) — это их рук дело. «Как-то в 1989 году зашел я в ГУМ. Проходя по его линиям, заглядывал в тот или иной торговый отдел и все больше убеждался, что о прежнем наличии товаров напоминают лишь названия отделов. С горечью и недоумением взирали люди на необычные своей пустотой витрины. <…> Такого положения не наблюдалось даже в так называемые застойные годы». Экс-председатель Госплана был искренне убежден, что пустые прилавки — результат отказа от плановой экономики, а вовсе не ее закономерный итог. «Прежде такое положение в экономике поручили бы выправлять Госплану, который умел воздействовать на непредвиденные
Посетив ГУМ второй раз — в 1992 году, когда уже были отпущены цены, — Байбаков отметил большие перемены, но не счел их отрадными: «Почти на всех ранее пустовавших прилавках появились товары, но цены на них “кусаются”, и многие люди проходят мимо».
Само собой, доставалось от него и Егору Гайдару, чье правительство, «ориентируясь на рекомендации Международного валютного фонда в расчете на получение крупных иностранных кредитов, недооценило опасности попадания в долговременную финансовую зависимость от Запада». Яков Уринсон рассказывает: «Я запомнил один разговор, когда он приехал к нам в Министерство экономики (я тогда уже был министром) на новогодний вечер. Посидели, выпили, потом я пошел его провожать. Мы были одни, и, одеваясь, уже почти в дверях он говорит: “Эх вы… Мы такую державу создали, а вы все прос… ли”. Я говорю: “А сколько людей вы погубили!” Он психанул ужасно».
Байбаков сравнивал свое поколение руководителей с нынешним — и приходил в отчаяние. Его поколение — поколение сталинских наркомов — жило в обстановке, когда приходилось отвечать головой за свои ошибки и промахи, если они наносили вред государству. А эти?! — сокрушался он. Ничто им не грозит за бесчисленные провалы, а то и хозяйственные преступления, катастрофы, гибель шахтеров, аварии самолетов. Некому держать ответ, все сходит с рук. Иногда их сравнивают с большевиками. Что ж, определенное сходство есть. Большевики ведь тоже брались за дела, в каких не были сведущи, вспомните «красных директоров». Но они, в отличие от нынешних деятелей, не имея никаких дипломов, все-таки были сметливее. А что же теперь? — не унимался сталинский нарком. Разве наши «демократы» (это слово, как и «реформаторы», Байбаков употреблял, только беря в кавычки) оказались людьми здравого практического смысла? Разве сумели они пойти на компромисс с опытными, не принимающими их идей кадрами? Напротив, ввели запреты на определенные профессии — плановиков, разработчиков стратегических экономических программ. И вот бездумно разогнаны в высших органах управления кадры опытнейших хозяйственников…
1990-е стали для Байбакова временем невыносимо чужим. Временем краха всего, чему всю жизнь служил и во что верил. Временем горьких раздумий. Именно тогда были написаны его мемуары, все десять томов. Взялся за них, ибо считал, что «нынешние “реформаторы” и “демократы” пытаются оклеветать все, что сделано нашим народом», и надо, мол, ответить на эту клевету. «Да, — писал, — у меня есть собственная точка зрения на историю и современность, которая позволяет мне оценивать факты, события и явления с позиции государственного деятеля и гражданина. Я за объективный анализ каждого периода развития нашей страны».
В это трудно поверить, но, если вдуматься, все перемены в России, отсчет которым был начат в 2000 году, когда к власти пришел Владимир Путин, поддавались прогнозу еще тогда, когда Ельцин стоял на танке, а Горбачев был загнан не в Форос, а в последний тупик коммунистического правления. Следовало ожидать, что пройдет какое-то время, и жизнь, по Бродскому, «качнется вправо, качнувшись влево». Так и случилось. Маятник российской истории совершил свой привычный попятный ход. И тоска по Госплану, по сталинской модели экономики, одолевавшая Байбакова после крушения СССР, материализовалась в законотворчестве, речах политиков, общественных дискуссиях второго десятилетия 2000-х.
Пример такой материализации — вышедшая в 2021 году книга «Кристалл роста. К русскому экономическому чуду». Ее авторы — заместитель секретаря Общественной палаты РФ Александр Галушка, заместитель полномочного представителя президента РФ в Центральном федеральном округе Артур Ниязметов и помощник заместителя секретаря Общественной палаты РФ Максим Окулов. С их точки зрения, советская Россия в 1929–1955 годах установила мировой
На выход книги откликнулся исследователь плановой экономики Алексей Сафронов. Вступая в полемику с авторами «Кристалла роста», он пишет: «Сталинская модель, особенно в том виде, в котором она сложилась после войны, в четвертую пятилетку, базировалась на сильном внутреннем напряжении всех элементов. Госплан должен был прессовать министерства и предприятия внедрять новые технологии и более жесткие нормы расхода ресурсов и трудозатрат, для этого сам Госплан должен был держать штат контролеров и постоянно играть в “кошки-мышки” с министерствами, которые, разумеется, на все лады пытались доказывать, что госплановские требования они не тянут. При этом никакие темпы не были достаточны. Когда планы 1946 и 1947 годов были перевыполнены, план на 1948 год был повышен. <…> То есть даже небольшое снижение темпов — преступление. К моменту смерти Иосифа Виссарионовича сталинская система — это система, в которой Госплан прессует министерства, министерства прессуют предприятия, а правительство прессует Госплан и время от времени расстреливает его председателей».
Не выдерживает критики и тезис авторов книги, что государственный строй не имеет значения и, если плановую систему хозяйствования внедрить в любой стране мира, эту страну ждет бурный экономический рост. «Помимо административного принуждения и экономических стимулов, — продолжает полемику Сафронов, — значительным слагаемым сталинской системы были стимулы моральные, риторика, что мы все трудимся ради общего блага и светлого будущего, а лучшие трудяги становятся знатными людьми, прославляются в газетах и ездят к Сталину в Кремль на приемы. А согласятся ли работяги столь же самоотверженно впахивать на хозяев — вопрос. Боюсь, что без “идейной” компоненты набор условий для роста все-таки будет неполным».
Что же касается пяти слагаемых — ну, например, предпринимательства в виде личных приусадебных участков и артелей… Здесь у авторов книги тоже не все ладно. «В 1935 году был принят “Примерный устав сельскохозяйственной артели”, который просто упорядочил прежнюю практику, установив предельный размер разрешенного личного приусадебного хозяйства, — напоминает Сафронов. — В 1939 и в 1946 гг. выходили постановления, смысл которых сводился к борьбе с чрезмерно разросшимся личным хозяйством. То, что приусадебные хозяйства давали до половины (а в отдельные периоды — больше половины) сельскохозяйственной продукции, — это проблема колхозной модели, а не ее заслуга. Это означает, что огромные средства, которые государство тратило на сельхозтехнику и мелиорацию, давали мизерную отдачу т. к. колхозникам было невыгодно трудиться в колхозном хозяйстве. По итогам 1950 г. колхозники тратили на общественные работы 73 % рабочего времени и имели с этих работ 19,5 % денежных доходов. На работу в государственных и кооперативных организациях, т. е. своего рода “отходничество”, уходило 10 % времени и приходилось 19,4 % доходов. Личные подсобные хозяйства отнимали 17 % времени, но давали 46,1 % всех доходов колхозников. То есть личное приусадебное хозяйство для колхозника было более чем в 10 раз выгоднее общественного».
Даже эти неточности и натяжки (а их в книге гораздо больше) дают повод предположить, что авторам было не так важно разобраться, как работала сталинская система, сколько презентовать идеи для сегодняшнего дня.
Верил ли Байбаков, когда горевал о ликвидации Госплана, что эти идеи через тридцать лет после перехода России к рынку вдруг возродятся и будут подаваться как прогрессивные, способные обеспечить высокий рост отечественной экономики в настоящем и будущем?