Николай Байбаков. Последний сталинский нарком
Шрифт:
Байбаков перевел стрелки на угольную промышленность, хотя тогда министерство этой отрасли было уже ликвидировано.
— Побывайте в шахте, и поймете сами, что нужно сделать, — настойчиво повторил Хрущев.
«И вот, прилетев в Донбасс, я спустился в одну из глубоких шахт, где добывали коксующийся уголь. Условия работы здесь были тяжелейшие: мощность угольного пласта не превышала одного метра, и шахтерам приходилось работать в очень стесненных условиях, что я испытал на себе, находясь в этой шахте. Весь потный, я поднялся наверх, принял душ и провел беседу с шахтерами и украинскими властями».
Вернувшись в Москву, он представил Хрущеву докладную
Совнархозы вместо министерств
Осенью 1956 года Советская армия потопила в крови мятеж венгров. Подавление «контрреволюции» в «братской» стране Хрущев изображал как свою победу, но его радость на торжественном приеме в Георгиевском зале Кремля по случаю очередной годовщины Октябрьской революции была напускной. По свидетельству посла Югославии в СССР Велько Мичуновича, Хрущев был мрачен и погружен в депрессию, выглядел «озабоченным, как человек, страдающий от серьезных проблем». Когда Мичунович в разговоре с ним упомянул о XX съезде, Хрущев пробормотал: «А теперь некоторые думают, что те наши решения всему виной». По сути, так оно и было: развенчание «культа личности» открыло ящик Пандоры.
Неудачи на международной арене (той же осенью произошли волнения в Польше) вызвали брожение, пробудили оппозиционные настроения и в самом Советском Союзе. Вот, например, череда ленинградских событий 1956 года.
Дискуссия в ЛГУ о прогремевшем на всю страну и сильно освежившем умы романе Дудинцева «Не хлебом единым».
Обсуждение выставки Пикассо в Эрмитаже, переросшее в попытку митинга на площади Искусств.
Комсомольские конференции в вузах, ставшие трибуной для неконтролируемых выступлений.
Появление независимых стенных газет и самодеятельных журналов, критиковавших догматизм в искусстве.
Седьмого ноября на Дворцовой площади задержали студента филфака Михаила Красильникова — за выкрикивание антисоветских лозунгов во время праздничной демонстрации.
Двадцать второго декабря угодил в «воронок» выпускник истфака ЛГУ Александр Гидони — за антисоветские стихи. Тогда же была доставлена в Большой дом студентка консерватории Юлия Красовская — как инициатор несостоявшегося митинга на площади Искусств после обсуждения выставки Пикассо.
Бунтовало не только студенчество. Первый секретарь Ленинградского обкома Фрол Козлов, докладывая Хрущеву о настроениях в городе, приводил слова какого-то рабочего: если условия жизни не улучшатся, то «у нас будет то же, что в Венгрии». В Севастополе, на хлебозаводе, кто-то изрезал ножом портреты советских руководителей. В Серпухове изуродовали портрет Хрущева.
На «выход за флажки» власть ответила привычным для нее образом. Четвертого ноября, в день, когда советские войска вошли в Будапешт, на Президиуме ЦК обсуждался вопрос «Об очищении вузов от нездоровых элементов». Шестого декабря 1956 года специальная комиссия по главе с Л. И. Брежневым подготовила проект закрытого письма ЦК КПСС ко всем партийным организациям «Об усилении работы партийных организаций по пресечению вылазок антисоветских, враждебных элементов». Было решено также разработать закон
Надо отдать должное Хрущеву: чтобы антисоветские настроения не стали массовыми, он успел принять кое-какие меры, причем не только карательные. В течение 1956 года был сокращен рабочий день в предпраздничные и предвыходные дни на два часа, введена укороченная рабочая неделя для подростков от 16 до 18 лет, увеличена продолжительность отпуска по беременности, принят закон о пенсиях. Правда, Каганович позже вспоминал, что эти социальные программы, потребовавшие непредвиденных расходов, принимались не благодаря Хрущеву, а чуть ль не наперекор ему: «При обмене мнениями в Президиуме Хрущев набросился на меня за предложенные слишком большие, по его мнению, ставки пенсий. Я ожидал возражения со стороны Министерства финансов, но никак не думал, что встречу такое нападение со стороны Хрущева, который всегда демонстрировал свое “человеколюбие”, или, точнее, “рабочелюбие”. В конечном счете был принят компромиссный вариант».
Льготы некоторым категориям населения частично ослабили общее недовольство. Но после войны приученные Сталиным к снижению цен люди ждали того же и от Хрущева. Но для снижения цен не было ресурсов. План на 1956 год оказался провален. Состоявшийся в декабре пленум ЦК КПСС принял решение снизить показатели одобренного в начале 1956 года пятилетнего плана в связи с отсутствием возможности их выполнить.
Финансовые трудности продолжали нарастать. Девятнадцатого марта 1957-го на заседании Президиума ЦК Хрущев предложил — «по просьбе трудящихся» — отказаться на 15–20 лет от выплат по государственным займам. Что и было сделано в виде обращения рабочих крупных предприятий к населению.
Ускорить рост производства, подтянуть экономику — Хрущев искал способ добиться этой цели. И нашел. Он решил, что нужна децентрализация управления. Для этого, заявил он, нужно ликвидировать экономические министерства и возродить региональные совнархозы, существовавшие в первые десятилетия советской власти.
Первые наброски плана перестройки управления промышленностью и строительством Хрущев подготовил 27 января 1957 года. В записке, разосланной членам Президиума ЦК КПСС, говорилось:
«В чем же состоит основной порок в управлении промышленностью и строительством в нашей стране? Мне кажется, что главное заключается здесь в сложившейся за многие годы централизации этого управления, раздробленности руководства промышленными предприятиями и стройками между многочисленными министерствами и ведомствами, создание которых хотя и оправдывалось в свое время, вместе с тем это принесло много “непреодолимых” препятствий в деле разумного ведения хозяйства. Главным из них является ведомственность, негосударственный подход к решению важных народнохозяйственных задач. По этому поводу мы неоднократно уже обменивались мнениями, высказывали свои соображения и в общем сходились на том, что надо найти более разумные организационные формы управления народным хозяйством сверху донизу, но к правильному решению этого очень важного дела мы еще не подошли. Правда, сейчас уже немало сделано по линии расширения прав союзных республик и других местных органов, в их ведение передано много предприятий и учреждений, но и при этом главных вопросов мы еще не решили. У нас по-прежнему подавляющее большинство предприятий и строек находится в ведении союзных и союзно-республиканских министерств и ведомств, а их, если считать только те, которые имеют дело с хозяйством, насчитывается около пятидесяти».