Николай Чудотворец: Полная история жизни, чудес и святости

Вознесенский А.

Еще более однако обитель влечет к себе сердца немногих православных обитателей этого края другой своей святыней – чудотворными образами своими Пресвятой Девы Марии и Святителя Николая. Нужно быть в этом краю, видеть и слышать его немногочисленных православных обитателей, чтобы понять все значение этой пустыни и ее святыни для случающегося здесь православного человека. «Нам, ловцам, монастырь этот единственное утешение и драгоценность наша; в нем чудотворные иконы заступницы нашей Царицы Небесной и покровителя и хранителя нашего Николая Чудотворца», – говорят эти православные, и много рассказов можно было бы набрать среди них о чудесах охраны и помощи этих заступников небесных в опасные минуты их трудного промысла. Нам известен и мы передаем только следующий рассказ одного ловца тех краев, старца 70 лет, о милосердии Божием к нему по заступничеству Угодника Божия, Святителя Николая.

На своем веку этот старец между прочим однажды был захвачен на реке Эмбе разбойниками, которые продали его одному богатому туркмену. «Долго, – говорит он, – не мог я привыкнуть к безобразной басурманской жизни, скучал по родным, по жене, по детям; но наконец, видя, что тоской и горем не поможешь, предался воле Божией и усердно просил Его, Милосердного,

даровать мне терпение к перенесению горькой моей участи; и Господь внял молитвам грешника. В шесть лет, прожитых мной у Араслана (имя туркмена), я успел заслужить расположение и доверие его до того, что он считал меня не рабом, а семьянином своим. Хищничеством и разбоями он не занимался, а вел прибыльную торговлю в Персии и заглядывал даже к нам в Астрахань за кирпичным чаем. Бывал я с ним несколько раз и в Персии. Теперь лет пятнадцать или больше будет тому назад, как хозяин мой с зятем собрались в Персию за товаром и меня взяли с собою. Подъехав на верблюдах к Каспийскому морю, где в камышах сохранялась лодка наша, мы справили ее, нагрузили и при попутном ветре пустились в море. Погонщикам же наказали пригнать верблюдов через неделю и нас дожидаться. Недолго попутный ветер тешил нас, скоро он переменился, стал крепчать и принудил нас забежать в заливец. Выбрав уютное местечко, мы остановились и вышли на берег. Прошел день, прошел другой, а ветер не переменяется и погода не унимается. Под вечер другого дня хозяин мой, с досады ли, или от скуки, вместе с зятем до такой степени напились рому, что замертво растянулись на земле, позабыв сковать меня по обычаю. Надо вам сказать, что басурмане ни за что не выпьют рюмки виноградного вина, до рому же и до водки большие охотники. Видя, как крепко спят мои спутники, и чувствуя себя на свободе, я пришел к грешной мысли, – какой-то голос шептал мне: «Убей их, они – твои злодеи, вот и топор лежит», между тем как совесть и страх Божий говорили другое. Я упал на колени и со слезами стал молить Господа вразумить меня, что делать. Помолившись, я успокоился, и мысль об убийстве меня оставила, но желание бежать не покидало меня. Долго смотрел я на храпевших хозяев моих, и наконец не утерпел. Будь что будет, сказал я вслух и бросился к лодке. Вытаскивать якорь было некогда, я обрубил канат и, распустив парус, полетел в море, куда глаза глядят. Сердце сильно колотилось во мне, а сам я дрожал, как в лихорадке. Поуспокоившись немного, я стал усердно благодарить Господа за милосердие Его ко мне грешному и молил Его не покинуть меня среди пучин морских, и наконец, изнеможенный упал и заснул сном крепким. Вдруг вижу я, как будто наяву, на корме лодки появился благолепный старец в белой одежде; какой-то тонкий свет исходил от лица его, а очи так милостиво, так приветливо смотрели на меня. «Господь умилосердился над тобою, встань и плыви на север», – сказал он и сделался невидим. В эту минуту я проснулся, не чувствуя ни страха, ни трепета. Солнце сияло ярко и море поуспокоилось, ладья же моя неслась стрелою. О, Боже мой! Как усердно, как тепло молился я тогда! Вспомнив слова старца, я бросился в трюм, отыскал ящик с компасом и удивился – лодка неслась прямо к северу. Несказанно обрадованный милосердием Господа, вполне предался я воле Его, и Он не оставил и меня. Под вечер завидел я знакомые берега родины, а ночью благополучно добрался до родимого бугра. Жена и дети, считавшие меня погибшим, долго смотрели с изумлением на басурманский наряд и, казалось, не верили, что муж и отец стоит пред ними, но наконец узнали, и тут слезам и радости конца не было. Утром, когда стали мы разбирать кладь из лодки, нашел я кожаный мешок с золотой и серебряной монетой, тысяч на семь рубл. ассигнациями, и тут же положил украсить местные иконы и образ Николая Чудотворца в пустыни нашей.

Высокогорская Устно-Николаевская Чуркинская пустынь

Самый верхний северный оплот водных Карских Ворот из Европы в Сибирь составляет Новая Земля, огромные острова в открытом, Ледовитом океане, в трех днях морского пути из Архангельска, совершенно безлесные, пустынные, почти сплошь загроможденные по берегам никогда не тающими полярными ледниками, но тем не менее важные, как перепутье и место отдыха для мореплавателей в этом богатом морским зверем и рыбой океане. В 1877 году «Общество спасания на водах» впервые поселило здесь несколько семей крещеных самоедов, и на островах появилось таким образом самое северное поселение в Европе. Прошло немного времени, и другие благочестивые люди устроили здесь для этих обездоленных судьбой поселенцев Божий храм, сначала в 1887 году совсем убогий, помещавшийся в часовеньке, потом в 1888 году благоустроенный, новый, деревянный, поместительный, самый северный христианский храм на свете. В 1889 году Архангельский Веркольский монастырь, чтобы дать возможность постоянному существованию здесь причта, которого малодоходная и бедная колония не могла содержать, устроил в поселении свой скит с содержанием в 500 р., и с этого времени здесь остались на постоянное жительство иеромонах, иеродиакон, три послушника и еще два человека братии. «И легко было теперь русской колонии коротать свою полярную ночь: самоеды учились по-русски, с ними велись религиозно-нравственные беседы, для них совершалось богослужение. И много-много раз в это тяжелое время освещенный храм и совершавшееся в нем богослужение оживляли однообразную тяжелую жизнь поселенцев и вносили в нее новое чувство, новые силы и веру в будущее. Только в эту полярную беспросветную, трехмесячную ночь с ее убийственным холодом и бурей, с ее таинственной неизвестностью, когда, казалось, самое солнце покинуло землю и оставило человека здесь на вечный мрак – только тогда становилось понятным, насколько здесь нужен храм, как много он значит и какую веру поддерживает в человеке».

Церковь во имя св. Николая на острове Новая Земля

Этот полярный храм Божий посвящен тому же великому угоднику

св. Николаю и своим примером еще раз с полной наглядностью показывает нам, что нет места, нет предприятия, нет опасности для русского народа, где бы он в памятовании о вышних силах не являлся прежде всего с молитвою к скорому помощнику Святителю Николаю; что особенная слава Святителя на Руси – явление не случайное, но что она необходимо следует и объясняется из особенно глубокой любви и благоговения русского народа к этому Угоднику Божию, и из испытанного на протяжении десяти веков благоволения этого Святителя и отзывчивости его на нужды нашего отечества.

Во всей многовековой истории почитания Святителя немного мы еще найдем более трогательных примеров любви к нему и упования на него, чем примеры, явленные первыми мирными русскими поселенцами в Сибири; во всем числе исторических, вещественных и археологических доказательств повсеместного чествования Чудотворца немного еще мы найдем памятников, более прославленных явлениями чудесной помощи Святителя всем прибегающим к нему, чем таковые памятники в Сибири, связанные своей историей с именами первых мирных воинов этого края.

Вот эти примеры и памятники.

Во-первых, далеко известный в окрестностях Томска чудотворный образ Святителя в селе Ипатове со своей историей. Нес эту святую икону Чудотворца с собой целые тысячи верст, как драгоценнейшее сокровище, и принес ее в Сибирь со своей далекой любимой родины, как глубокочтимую семейную святыню свою, из великой европейской России казак Ипат Попов, глубокий старик, когда в 1604 году, при постройке Томска, он впервые пришел в этот город с семейством из 10 человек – сыновей и внуков и с другими первыми насельниками города. С того времени и доныне судьба этого образа тесно связана с судьбой рода Ипатова. В 1609 году, после нападения киргизов на Томск, когда старик Ипат в числе прочих защитников города для предупреждения подобных нападений был наряжен держать сторожевой пикет в окрестностях города и получил себе с этой целью место в 23 верстах от Томска, на самом берегу реки Томи, он переселился сюда, построил тут для своего рода два дома и назвал этот свой поселок Ипатовым.

Недолго однако поселок его стоял на этом месте. Еще при жизни Ипата сын и внук его начали ходить версты за три от своих домов на охоту за лисицами. Так как по требованиям промысла им часто и надолго приходилось оставаться в этом отдалении, то они построили здесь амбар, в котором они поселились сами и держали пойманных лисят. В конце концов они почти отделились от всей семьи. Тогда остальная семья, не желая разлучаться с ними, перенесла и свои два дома сюда же. Таким образом, род Ипатовых соединился, и селение их явилось на нынешнем месте. За все это время святыня старого Ипата, образ св. Николая, был с семьей его неразлучен и родовое почитание его не уменьшалось, а напротив, вместе с ростом рода, с расширением его поселения, росло и наконец перешло уже за пределы семьи.

Сначала с особенным усердием стали прибегать к образу томские ямщики, пасшие табуны своих коней в ипатовской тайге. Тогда Поповы, правнуки Ипатовы, чтобы дать всем возможность беспрепятственно приходить к иконе, поставили ее в построенном их прадедами амбаре. После этого число богомольцев пред образом еще увеличилось. По свидетельству их, молитва пред образом часто помогала им в бедах, и они распространяли славу образа повсюду. Многие поэтому начали приходить к образу нарочито и издалека, брали при этом с собой приходского священника из села Спасского, к которому прежде, как и теперь, было приписано Ипатово, или, как томские ямщики, привозили с собой священников из города и молебствовали перед образом.

Все это время икона стояла в амбаре Поповых, и он заменял для нее часовню. Но вот спасские священники стали запрещать Поповым держать здесь образ, требуя выстроить для него часовню, и наконец, один из них, Блохин, после многократных подобных увещаний, взял икону из амбара и поставил ее в церкви села Спасского. На это не было однако воли Угодника, и за свое самоуправство, по свидетельству предания, священник Блохин и его дети потерпели особенное несчастие (какое – не говорится в предании). Тогда он, видя в этом несчастии наказание Божие и гнев Угодника за обиду, нанесенную Поповым лишением их драгоценной семейной святыни, снова возвратил образ Святителя в Ипатово, на прежнее место в амбаре, но взял слово с Поповых в том, что они испросят себе разрешение и поставят для иконы часовню.

Поповы скоро исполнили свое слово и получили разрешение, часовня однако была выстроена не тотчас за разрешением, а только после следующих новых чудесных событий.

Томск. Заисточье. Фото конца XIX – начала XX в.

Один богатый томский ямщик, Николай Шутов, множество коней которого паслось в ипатовской тайге, дал обещание Поповым выстроить часовню за свой счет и – в первый раз не сдержал своего обещания. Случилось после этого ему идти на своих конях обозом из-за Байкала. Направив коней в объезд озера, сам Шутов поплыл чрез него. На пути его вдруг застала страшная буря: судно его и люди находились в страшной опасности. Вспомнил тут Шутов о Святителе. «Батюшка, Ипатовский Никола, – взмолился он, – великий чудотворец, спаси меня от сей неминучей беды, построю тебе часовню!» Святитель услышал его, буря утихла, ямщик благополучно переправился чрез озеро и со всем обозом достиг Томска, но – опять забыл о часовне. Тогда последовало от Святителя второе вразумление легкомысленному обетнику. Скоро по прибытии в Томск с Байкала, Шутов снова отправился отсюда в Тюмень и повез туда на своих лошадях кладь, привезенную из-за Байкала. Однако только он дошел до Барабы, в этой степи от жары начался среди его лошадей такой падеж, что ему грозила опасность остаться без лошадей и отказаться от возможности продолжать свой путь. Еще горячее теперь взмолился Шутов Чудотворцу: «Батюшка, Ипатовский Никола, спаси коней и меня, теперь не буду откладывать обещания: как приду, так построю часовню и колокол заведу». И снова Святитель услышал его молитву. Болезнь коней прекратилась, и Шутов прибыл со своим обозом в Тюмень. На этот раз ямщик уже искренно раскаялся в своем грехе пред Святителем и приступил к исполнению своих обетов. Он купил в Тюмени и привез в Томск колокол, а в Ипатове наконец приступил к постройке часовни. Но тут встретились новые чудесные затруднения от образа.