Николай I Освободитель // Книга 8
Шрифт:
А дальше я, собственно, изложил Завалишину суть плана. Идея был в том, чтобы его никак не могли связать со мной, правительством и СИБ, то есть после аудиенции, его должны были с позором выгнать из министерства, облить дерьмом и создать образ мученика, пострадавшего за правду. Ну а дальше он получает деньги на открытие журнала – оформлено это будет как внезапно свалившееся наследство от дальнего родственника – и информационную поддержку от СИБ. К сожалению, при всем удобстве самодержавия иногда все равно приходится пользоваться обходными путями во внутренней политике, и возможность получить влияние на общественно мнение с другой стороны виртуальной
– Я согласен, ваше императорское величество, но только у меня есть условие, - я вопросительно поднял бровь, и Завалишин поспешил пояснить, - окончательное решение о том, какие материалы будут публиковаться в журнале, останется за мной. Если я посчитаю, что та или иная статья в своей сути идут в разрез с моими убеждениями, в моем журнале ее не будет.
Забавно, как собеседник выделил слово «моем», при том, что никакого журнала пока нет и в помине.
– Хорошо, - после секундного раздумья ответил я. В конце концов человек был выбран именно за счет его честности, глупо было бы ломать его через колено с самого начала. Уж чего-чего, а подлецов, согласных за деньги или даже просто монаршее одобрение на любую гнусность, у меня было в достатке. – Но на вас будущий цензурный устав будет распространяться в полной мере, если что – вам назначенные судом штрафы придется выплачивать на общих основаниях.
– Я это понимаю, - кивнул будущий издатель и главный редактор «Голоса народа».
Идея поднять на знамя имя недавно «замученного» кровавой властью Каченовского родилась в недрах СИБ и на практике вышла максимально удачной. Журнал получил новую жизнь уже в середине следующего 1843 года и быстро стал популярным, собрав вокруг себя немалую часть протестно настроенного общества. При этом благодаря позиции Завалишина оппозиция эта была ориентирована именно на созидательную деятельность, очень часто помогая государственным органам выявлять просчеты, которые в ином случае могли бы просто не обнаружиться.
И наоборот, те потенциальные критиканы, которым нравилось поливать дерьмом все вокруг исключительно по причине собственной ненависти к своей стране и народу – а такие тоже всегда есть, тут можно вспомнить ненаглядного господина Чаадаева с его попыткой ревизии прошлого России – оказывались оттеснены в сторону от адекватной протестной тусовки. Можно сказать, что мы таким образом отделяли агнцев от козлищ.
Ну и, кроме того, мы заимели удобный «сливной бачок» для вбрасывания такой информации, которую непосредственно государство от своего имени публиковать просто не могло. При этом, учитывая его предысторию, обвинить Дмитрия Иринарховича в подыгрывании правительству было крайне затруднительно, и соответственно создавалось впечатление работы максимально независимого и незаангажированного СМИ.
Забегая наперед, можно сказать, что «Голос народа» быстро стал очень популярным среди «думающей» части общества и породил целую плеяду последователей. Которые правда скрытого административного ресурса не имели и потому регулярно пропалывались безопасниками. Благо в таком тонком деле как пропаганда всегда есть за что прихватить, было бы желание.
Сам же Завалишин – возможно тут на него повлияли в том числе и мои слова – вскоре после того, как его дела пошли в гору, удачно женился и обзавелся потомством, прожив в итоге длинную и продуктивную во всех смыслах жизнь. Он до последнего оставался «в профессии» уйдя на 93 году жизни от сердечного приступа прямо на рабочем месте.
Впоследствии его именем была названа самая престижная премия в мире журналистики, вручаемая ежегодно за наиболее важные, повлиявшие на общество, остросоциальные статьи.
Интерлюдия 5
Николай Михайлович Муравьев, слегка прихрамывая, шел по длинному и пустому сейчас коридору. У детей как раз было время занятий на улице, поэтому привычные в этих стенах шум и гам временно сменились тишиной и спокойствием. Ненадолго, через час учащиеся вернуться, поужинают и наступит время вечерней самоподготовки. Это тоже как бы не предполагает большой громкости, но дети есть дети, за всем и уследить просто невозможно.
– Добрый день господа, - отставной штабс-капитан, получивший при переходе на гражданскую службу чин восьмого класса, окинул собравшихся быстрым взглядом и проследовал на свое законное место во главе стола. Сидящие за здесь же члены педагогического совета при появлении начальства мгновенно поднялись на ноги и сели обратно только после директора. Немалую часть воспитателей набирали из бывших подофицеров-сверхсрочников, поэтому понимание дисциплины там было вбито на уровне подсознания. – Что у нас сегодня по основным вопросам? Игнатий Львович?
– Еще партию беспризорников доставили, - тут же откликнулся заместитель директора по воспитательной работе. – Пять человек. Мы их обиходили как полагается и пока на карантин посадили, пускай отъедятся несколько дней, глядишь поспокойнее станут, а то ну чисто зверьки маленькие.
– Ну, это как водится, - согласился Муравьев и повернулся к завхозу - места у нас еще есть?
– Нужно новую группу формировать, - лысоватый мужчина лет пятидесяти покачал головой. – Открывать дальний флигель и там кровати начинать ставить.
– И сколько там поместится учеников?
– Десятка три, не больше. И на этом все, мест больше нет, - завхоз развел руками как бы говоря, что новых помещений под жилье учащихся он при всем желании не нарисует.
– Понятно, я подниму этот вопрос. Там, - директор поднял глаза в гору, имея ввиду свое министерское начальство. – Что у нас еще?
Из армии Муравьеву пришлось уйти по причине ранения. Шальная пуля, попавшая в левую ногу уже в самом конце недавней войны – это случилось уже тогда, когда армии стояли на Рейне, и как таковых боевых действий фактически не велось, отчего было обидно вдвойне – стоила ему карьеры. Врачам ногу удалось спасти, но полностью восстановить функции конечности у них не получилось, так что хромать ему теперь до конца жизни. Будь Николай генералом, это не было большой проблемой, но офицер был всего лишь командиром уланского эскадрона и подобное ранение ставило на возможности дальнейшей службы жирный крест.
Пришлось выходить в отставку и искать себя на гражданском поприще, благо молодой штабс-капитан имел немалые связи в столице, так что с дальнейшим назначением проблем не возникло. Для кого-то другого само обретение чина коллежского асессора могло вполне сойти за цель всей жизни, но Муравьев, получивший данный чин всего в двадцать три года, мог считать его только трамплином наверх. С другой стороны это не помешало ему подойти к своему послевоенному назначению со всем усердием, которое зачастую заменяло отсутствующий пока опыт гражданского управления. Молодой человек прекрасно понимал, что данное назначение по большей части было сделано авансом и горел желанием доказать, что оно не было ошибкой.