Николай I Освободитель // Книга 9
Шрифт:
Для удержания же цен на хлеб в разумных рамках предполагалось внедрить целый комплекс срочных мер включающих в себя временный мораторий на экспорт зерна за пределы Таможенного Союза и распаковку внутренних запасов для снижения цены на рынке хлебопродуктов.
Такой поворот действительно несколько примирил бастующих — хоть и не всех, отдельные вспышки протестной активности имели места до конца этого года — с действительностью, но при этом вызвал натуральный шок среди российских денежных воротил. Сама идея необходимости защиты прав рабочих со стороны государства вместо помощи по выжиманию из них всех возможных соков у многих банально не укладывалась в голове.
Одновременно с этим все лето копавшая дело СИБ начала аресты земских чиновников, которые оказались причастны к организации забастовок. На
Введённый в действие уже под занавес года трудовой закон в итоге стал одним из самых прогрессивных в мире. Собственно, он и особых аналогов-то не имел, только в Великобритании до этого как-то пытались законодательно ограничить эксплуатацию рабочих, но по правде говоря, все эти попытки были достаточно вялыми. Мы же решили жестко очертить рамки, выход за которые сам по себе представлялся не только незаконным, но и аморальным.
Был установлен максимальный 12-часовой рабочий день и 72-часовая рабочая неделя. Для лиц от 14 до 18 рабочая неделя сокращалась до 66 часов, а для детей от 10 до 14 — до 60, плюс таким детям было предписано посещать начальную школу не меньше 12 часов в неделю и за эти часы работодатель также должен был платить по средней ставке. Детей младше 10 лет привлекать на работы было категорически запрещено.
Вводилось такое понятие как минимальная часовая ставка, размер которой определялся на губернском уровне и ниже которой предприниматель просто не мог платить своим рабочим. Устанавливалось государственное регулирование и государственный присмотр за деятельностью профессиональных союзов, которые отныне нужно было регистрировать, а деятельность без регистрации становилась уголовным преступлением. Так же деятельность таких объединений запрещалась в случае объявления военного или чрезвычайного положения. Это была откровенная кость, брошенная промышленникам, впоследствии такая норма позволила некоторым образом взять профсоюзы под контроль и не допускать совсем уж оголтелых забастовочных движений. Я, конечно, всей душой желал улучшить жизнь простого рабочего, но точно не ценой разрушения национальной промышленности.
В структуре МВД была учреждена трудовая инспекция, чьи служащие должны были впоследствии присматривать за соблюдением закона и решать трудовые споры на низовом уровне. В случае если спор выходил за рамки полномочий инспектора, предполагалось передавать его на рассмотрения в суды, таким образом в России впервые в мире рабочие получили право на судебную защиту собственных интересов.
Из этой неприятности, кстати, нам в итоге удалось соорудить весьма приличную «медийную» победу. Введение в действие первого полноценного трудового законодательства широко освещалось в иностранной прессе подконтрольными мне издательствами и, надо признать, эти статьи нашли широкий отклик в сердцах рабочих и других европейских стран. Доходило даже до того, что французская тайная полиция налагала цензурный запрет на публикацию подробностей о российском трудовом законе, чтобы не баламутить собственных пролетариев. Но и это не помогло: все же в 19 веке мир уже стал гораздо меньше чем раньше: поезда, пароходы, телеграф — информация так или иначе проникала повсюду и кое-где даже вызывала всплески претесной активности под лозунгами о необходимости защиты прав рабочих и принятии аналогичных законов.
В итоге это вылилось в попытку протащить некий похожий закон через Национальное собрание, однако французские промышленники тут встали насмерть и объединившись с императором, который в отличии от меня не понимал всей важности процесса, на любою попытку черни забрать себе чуть больше прав реагировал весьма и весьма болезненно, окончательно торпедировали процесс. Что впоследствии им серьезно аукнулось.
К сожалению, и для нас вся эта история тоже не закончилась без последствий. Сложно сказать, что стало глубинной причиной — наука об экономике в эти времена была еще совсем не той что в будущем, хотя и там зачастую на троих ученых-экономистов было примерно четыре экспертных мнения по поводу любого вопроса — однако то, что именно проблемы с продовольствием и последовавшее за этим целое лето забастовок стали последней каплей, можно было особо не сомневаться.
11 октября 1846 года неожиданно, что называется «без объявления войны» произошел обвал на Петроградской фондовой бирже, которая за день потеряла больше 15% своего основного индекса. Разразившаяся впоследствии паника стола российскому финансовому сектору еще 20% капитализации в следующие полтора месяца.
Тут нужно понимать, что последние семь лет после победы в Восточной войне, российская экономика росла огромными темпами. Понятное дело, такого индекса как ВВП в эти времена еще просто не было, но даже если судить чисто по размеру расходной части годового бюджета, то она за столь короткий срок выросла с 600 миллионов рублей до 920. С учетом золотых поступлений из Калифорнии и 20% девальвации рубля, что делает этот рывок не столь впечатляющим, но даже так по темпам развития мы резко обошли англичан и наконец вырвались на первое место в мире. Во всяком случае среди крупных государств, всякую мелочь, которая может вырасти на 100% выиграв в соседнем городе в лотерею, мы естественно в расчет не берем.
Такие темпы роста видимо привели в том числе и к надуванию пузыря на бирже, который при первых же признаках спада — тут возможно была и моя личная ошибка, признаю, история с внедрением трудового законодательства для местных могла выглядеть излишне экзотически — с грохотом и лопнул.
На этот раз залить биржу свободными деньгами, чтобы оперативно потушить начавшийся пожар оказалось невозможно. Во-первых, лично у меня под рукой не оказалось достаточного количества средств, пришлось оперативно скидывать кое-какие иностранные активы, чтобы выкупить обвалившееся в цене акции, но это была капля в море. По сравнению с прошлым кризисом 1834 года объем торгов на Санкт-Петербургской бирже вырос больше чем на порядок и в докризисном 1845 составил почти три с половиной миллиарда рублей при более чем 4 тысячах различных видов ценных бумаг, включая те, что были эмитированы зарубежными компаниями и даже государствами. Так на столичной бирже, например, свободно обращались облигации государственного займа большей части стран-участниц Таможенного Союза, были представлены английские и французские банки и даже американские железные дороги.
Можно было конечно использовать золотой запас для выкупа акций и прекращения паники, однако вначале я промедлил, побоявшись «уронить» национальную валюту, вызвать панику уже среди населения, что могло привести к абсолютно катастрофическим последствиям, а потом стало просто поздно — процесс превратился в совсем неуправляемый и пришло понимание, что на этот раз Россия так просто не отделается.
Впрочем, российские проблемы оказались очень «заразными» и опасными не только для нас, но и для общемировых финансов. Паника на Санкт-Петербуржской бирже быстро перекинулась на западные площадки и ударила по финансовому сектору Англии, Франции и США. Учитывая то, что наши «партнеры» только-только начали выкарабкиваться из пучины проблем, начавшихся еще в середине 1830-х с обрушения пирамиды Никарагуанского канала, возможно удар по их финансовому сектору оказался еще более болезненным чем по российскому. В итоге кризис продлился долгих три года и закончился только в 1849 году с возвратом на показатели 1845 года.
Что касается лично моих финансов, то подтверждая аксиому гласящую, что во время кризиса бедные становятся еще беднее, а богатые — еще богаче, я сумел не слабо округлить свои капиталы прикупив кое-какие активы на минимуме их стоимости. К тому же 1849 году, который ознаменовался выходом из кризиса, общая стоимость принадлежащих лично мне — не как императору, а как гражданину Романову — активов перевалила за один миллиард золотых рублей. Можно с определенной уверенностью сказать, что в эти времена я был самым богатым человеком в мире.