Николай I Освободитель. Книга 2
Шрифт:
— Что еще? — Насчет своей способности стать всемирно известным изобретателем молодой ученый резонно сомневался, поэтому такой пункт его не сильно смутил. Тем более, что оклад ему предложили достаточно щедрый.
— Все публикации только с согласия заказчика. Так же о работе будет глобально запрещено разговаривать с кем-либо кроме узкого круга посвящённых. Более того в контракте будет отдельным пунктом расписаны штрафы за возможное разглашение коммерческой тайны.
— Предположим…
— Нужно будет выучить новый язык, — продолжил Риттер. — В последствии вас могут привлечь к преподавательской работе, за отдельную плату естественно.
— Немецкий?
— Русский.
— Даже так? — Фарадей удивленно вскинул брови, — не знал, что в России есть сильная электротехническая школа.
— Мой заказчик активно ее развивает, — пожал плечами Риттер, как бы говоря, что сам в этих подробностях разбирается не слишком хорошо.
— Однако о результатах этой деятельности мы здесь в Лондоне пока ничего не слышали. Никаких статей, громких открытий, изобретений, — немного скептически нахмурил брови Фарадей. Он, как любой англичанин считал Лондон центром мира, был согласен считать где-то равным Париж, ну а на долю всего остального отводил роль захолустья. Где-то очаровательного, а где-то отвратительного.
— Видите ли, молодой человек, — Риттеру на вид было лет тридцать, впрочем, по-пижонски накрученные усы и аккуратно постриженная бородка изрядно смазывали восприятие возраста. А откровенно паршивое освещение в пабе скрадывало подробности лучше любого грима. Русскому могло быть как двадцать пять, так и сорок, — пока вы тут в Европе воюете между собой, впрочем, кто я такой чтобы осуждать, каждый имеет право на любимые развлечения, там на востоке предпочитают тратить ресурсы на науку и образование. И конечно о своих достижениях никто не будет кричать на каждом углу, зачем? Ради какого-то мнимого приоритета? Вздор! Имеют значение только реальные дела. Ну а насчет публикаций в журналах, так я не зря предупредил вас, что любые статьи — только с разрешения заказчика.
— Понятно… — Задумчиво протянул англичанин, — каков срок контракта?
— Минимальный — пять лет.
— Пять лет — это не много, — пожал плечами Фарадей.
— Заказчик просил передать, что через пять лет вы просто не захотите уезжать из того места, которое находится на самом острие передовой науки. Поэтому советует учить русский, он вам пригодится, причем, самое смешное, что пригодится даже если, вы решите не отправляться в Санкт-Петербург, а остаться в Лондоне.
— И зачем же мне русский в Лондоне, — удивленно вскинулся молодой ученый.
— А как же вы будете читать русские научные журналы, где будут печататься прорывные материалы по электротехнике? Учите русский, молодой человек, пригодится.
— Мне нужно… Подумать. У меня есть время?
— Да, конечно, — кивнул русский. — Наш корабль — «Благое знамение» — отправляется из Дувра в Петербург через неделю, 17 ноября. В случае, если решите… Сменить обстановку, обратитесь вот по этому адресу.
Риттер вытащил из внутреннего кармана визитную карточку и протянул ее англичанину. Тот взял бумажный прямоугольник в руки и, на сколько позволяло освещение, рассмотрел с двух сторон. Плотный картон, дорогая полиграфия, черные строгие буквы на белом фоне. Только имя и адрес, без указания рода деятельности.
Кивнув на прощание, Фарадей покинул едальное заведение, оставив эмиссара русского великого князя наедине с пивной кружкой. Урожденный Александр Ридигер, представитель одного из немецких родов Прибалтики, верно служащий своему императору, сам не знал,
Еще раз прокрутив в голове прошедший разговор, Александр кивнул сам себе, придя к выводу, что сделал все как нужно, и англичанин, кажется, заглотил крючок по самые жабры. Теперь оставалось только сидеть и ждать, впрочем, на это у скрывающегося под документами Алекса Риттера русского дворянина времени особо не было. До отплытия нанятого корабля, нужно было попробовать «обработать» еще пару человек, благо находятся они в Лондоне, и ехать далеко не нужно.
Глава 21
После выхода из войны Пруссии и Швеции, ситуация на некоторое время застыла в неустойчивом равновесии. Следующим же «слабым звеном» в составе шестой коалиции стало Неаполитанское королевство, также заявившее о выходе из войны и подписании сепаратного мира с Францией 6 сентября. Впрочем, короля Фердинанда тут судить сложно, он получил обратно свою законную южную часть Итальянского сапога — после смерти Мюрата там все равно не было законного правителя — а сражаться до последнего за интересы англичан и прочих там австрийцев он совершенно точно желал меньше всего.
Одновременно с этим, чувствуя, что время работает против него на юге Франции активизировался Веллингтон. 11 сентября в битве под Тулузой, имея чуть ли не двукратное превосходство в силах над Сультом, он наголову разгромил француза, пытавшегося заслонить ему путь вглубь империи.
Опасность потерять метрополию подстегнула дипломатическую активность Франции, и уже 29 сентября выехавший в Вену Талейран — хромой гений европейской политики занял пост главы МИДа уже в третий раз в своей жизни — подписал с Меттернихом мирный договор, развязывающий Наполеону руки на испанском направлении.
Изначально австрияки хотели полной отмены Шенбрунского мира 1809 года, с возвращением всех потерянных тогда земель. Про континентальную блокаду и прочие ограничения, наложенные тогда на проигравшую сторону к концу четырнадцатого года, понятное дело, никто уже и так не вспоминал. После коротких же переговоров французы согласились отдать Австрии только Далмацию, позволив, таким образом цесарцам вновь выйти на берег Адриатического моря.
Подписание Хоффбугрского мирного договора между Австрией и Францией окончательно закончило войну шестой коалиции. Авантюра корсиканца, связанная с вторжением в Россию, стоила Наполеону потери Неаполитанского королевства, герцогства Варшавского, Далмации, Мекленбурга, а также влияния на Австрию и Пруссию. Ну и около миллиона солдат, из которых правда непосредственно французов было меньше пятисот тысяч. Убытки же в денежном исчислении — что для Наполеона, привыкшего на войне зарабатывать, было особенно неприятно — и вовсе не поддавались исчислению. По самым оптимистичным оценкам капания 1812–1814 годов обошлась империи в три миллиарда франков, если считать контрибуцию, выплаченную Российской империи.