Николай I
Шрифт:
И там, в Варшаве, прямо на военном смотре 12 августа великий князь Михаил Павлович был поражён апоплексическим ударом. Он потерял способность говорить, не мог двигать ногой и рукой. 16 дней и ночей провёл Николай у постели умирающего младшего брата. У императора страшно болела голова, её беспрестанно смачивали то уксусом, то одеколоном. «Нередко он становился возле постели на колени и горячо целовал руки больного, которые тот, в болезненном бессилии своём, тщетно старался отнять». Наконец всё было кончено. Николай сказал окружающим:
— Я потерял не только брата и друга, но и такого человека, который один мог говорить мне правду и говорил её, и ещё такого, которому одному я мог говорить правду [458] .
После похорон Паскевичу ушло письмо с признанием: «Утром отдали мы последний долг дорогому брату, и вместе с ним исчезли в могилу 50-летняя дружба, все младенческие и детские и юношеские воспоминания, с ним, моим спутником и товарищем в сей жизни! Что мне говорить тебе про мои чувства; молю Бога, чтобы сподобил и мне кончить так, как он, на службе; посвятясь ей с юных лет… Но больно из 4-х остаться одному мне» [459] .
458
Корф М.А.Записки. М., 2003. С. 482, 483.
459
Щербатов А.П.Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Т. 6. СПб., 1899. С. 338.
В доверительной беседе наследник Александр говорил: «Что всего ужаснее, это idee fixe,преследующая теперь государя, именно, что этой смертью нарушен закон природы, т. е. Михаил Павлович обошёл его в очереди, и, следовательно, и ему уже недолго остаётся жить» [460] .
«Умри Николай в 1850-м году, — написал позже Николай Иванович Греч, — он не дожил бы до пагубной войны с французами и англичанами, которая прекратила жизнь его и набросила на его царствование мрачную тень». Правда, знаменитый журналист думал, что тень эта затмила только взоры современников, что «при свете беспристрастной истории она исчезнет, и Николай станет в ряду самых знаменитых и доблестных царей в истории» [461] .
460
Корф М.А.Записки. М., 2003. С. 479.
461
Цит. по: Император Николай Первый. М., 2002. С. 623.
За что ценили бы императора Николая, если бы он ушел в 1850 году? Ответ можно увидеть в рассуждениях графини Антонины Дмитриевны Блудовой (дочери одного из лучших николаевских министров), написанных как раз тогда, накануне 25-летия царствования Николая:
«Когда же вспомним о всём, что сделано или начато в его царствование, как не отдать справедливость пользе, принесённой им земле Русской в эту четверть века? При нём ни одна война не начата для завоеваний. Однако Греция восстановлена, Сербия поддержана, Молдавия и Валахия устроены, то есть потрясена до основания Турецкая империя. При нём законы наши приведены в ясность, истолкованы, исправлены. При нём и под его покровительством сколько полезных учёных изысканий в России. В деятельности, может быть, слишком большой, но, конечно, не в ленивой небрежности, можно его винить. Сколько новых учебных заведений, сколько стараний способствовать к благосостоянию и просвещению низшего класса народа! Внутренние сношения наши сколько облегчены! Шоссе начаты или назначены по всем краям России; железные дороги им начаты против мнений всех министров, флот им поднят, судоходство им поощряемо. Церковь православная особенно обратила на себя его заботу, как наиважнейшее, священнейшее сокровище России… И если б исполняли его намерения точно и верно, какие богатые были б плоды!» [462]
462
Там же. С. 594.
Рубеж 1840—1850-х годов — время подведения итогов, время золотых и серебряных юбилеев. Время торжественных речей и адресов, наград и титулов и одновременно — пора очевидного старения государственной элиты. А река времён ускоряет бег, и уже слышен шум ближайших порогов и водопадов… На полувековом юбилее государственной службы Дмитрия Николаевича Блудова 8 января 1851 года Пётр Андреевич Вяземский выступил со стихами:
Наш бойкий век пар и т и п а рит, Парами топит он и жжёт. Он жизнь торопит, время старит И всё кричит: вперёд, вперёд! Что день, то новое начало, Что день — с вчерашним днём разрыв, И что всех утром волновало, То вечером сдано в архив.Рядом с юбилеем Блудова — полувековой юбилей государственной службы министра финансов Фёдора Павловича Вронченко, полувековой юбилей службы недавно отставленного Сергея Семёновича Уварова, полувековой юбилей службы фельдмаршала Ивана Фёдоровича Паскевича, полувековой юбилей литературной деятельности Василия Андреевича Жуковского. 25-летие назначения императрицы шефом Кавалергардского полка…
Один из важнейших юбилеев — 22 августа 1851 года — «серебряная свадьба Государя с Россией» («обручение их было 14 декабря», по словам А.Д. Блудовой) [463] . Император отмечал 25-летие своей коронации в Москве. Снова гудели колокола.
463
Император Николай Первый. М., 2002. С. 591.
«Кремль затоплен был народом, на площади свершался парад войскам, мундиры горели; крики, музыка, барабаны смешались, и началась… суета всех служащих и неслужащих, актёров и зрителей» [464] .
Очевидцы торжеств утверждали, будто самодержец был «омрачён, недоволен». Павел Васильевич Анненков «видел императора мрачным и усталым» [465] . Толкования настроения императора были самые разные: якобы он ждал более торжественного приёма и поднесения титулов за 25-летнее царствование ( С.М. Соловьёв), просто был утомлён затянувшейся поездкой по наконец-то построенной железной дороге ( П.В. Анненков). «Всегда как будто удручён / Заботой о своём народе» ( А.Н. Майков).
464
Анненков П.В.Литературные воспоминания. М., 1983. С. 529.
465
Там же.
Ближе знавший императора Модест Андреевич Корф отметил: царь заранее объявил, что едет в Москву не веселиться, а молиться и благодарить Бога, поэтому и не было ни раздачи наград, ни особых празднеств («всего» два бала: по традиции у «последнего московского вельможи» князя Сергея Михайловича Голицына и по чину у военного генерал-губернатора графа Арсения Андреевича Закревского) [466] . Антонина Дмитриевна Блудова передаёт картину, увиденную совсем близко: государь, не хотевший принимать в тот день никаких поздравлений, тем не менее просмотрел парадные отчёты о 25-летних трудах и успехах своих министерств и даже был «невольно тронут» итогами трудов к пользе, чести и славе России.
466
Корф М.А.Записки. М., 2003. С. 555.
«Видя его умиление, дочь его подошла тихонько к нему и из-за спины обняла его шею рукою.
— Ты счастлив теперь, — спросила она, — ты доволен собою?
— Собою? — отвечал он и, показав рукой на небо, прибавил: — Я — былинка!» [467]
Иногда император выражался ещё определённее: он говорил, что солдату после 25-летней службы полагается отставка, что и ему бы уже пора… Держали только сила воли и вера: «До того буду тянуть лямку, сколько моих сил и способностей станет, не унывая, но уповая на милосердие Божие, доколь Ему угодно будет, чтобы я продолжал» [468] .
467
Император Николай Первый. М., 2002. С. 597.
468
Щербатов А.П.Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Т. 6. СПб., 1899. С. 338.
Корф отмечал постоянную, какую-то особенную «мрачность» императора осенью 1851 года. В делах это проявилось в дальнейшем укреплении «карантина» — Николай гораздо строже и разборчивее относился к выдаче разрешений на поездки за границу. Цены на заграничный паспорт выросли до 250 рублей (для отправляющихся на лечение — 100 рублей). Страдали и стар и млад: почтенному богатому курляндцу, просившемуся на воды по нездоровью, император объявил, что он вместо чужих краёв может ехать к отечественным водам. Сын князя Долгорукова просился в отпуск на год для поправления здоровья, как он писал, «совершенно разрушенного». Николай ответил резолюцией: «Уволить от службы».