Николай II (Том II)
Шрифт:
Заботливым взглядом любящей женщины Аликс оглядела мужа и осталась довольна. Ники явно хорошо выспался и казался действительно успокоившимся.
Когда он уселся на своё место vis-a-vis [118] супруги, то не удержался, помахал каким-то листком и торжественно вымолвил:
– А Вильгельм-то обещал воздействовать на Австрию, чтобы уладить дело миром!..
– Неужели?! – выразила сомнение Александра.
Николай передал ей через Волкова телеграмму и стал наблюдать, как отреагирует на неё Аликс. Ему не понравилось, что лицо Государыни не изменилось от чтения документа. Тогда он сделал вид, что
118
Напротив, визави (фр.).
Аликс прочла телеграмму дважды и затем брезгливо отложила её в сторону.
– Я бы не стала доверять Вильгельму, – сухо заметила она. – Он здесь не даёт твёрдых обещаний, а увиливает, как всегда… Ему нельзя верить!.. – На глаза Императрицы вновь навернулись слёзы.
Николай и сам подсознательно чувствовал, что в телеграмме кузена таится какой-то подвох, но он очень хотел не ошибиться снова в Вилли, а с его помощью восстановить мир и спокойствие на Балканах. Слова Александры не задели его – он видел, что Аликс воспринимает многое, в том числе и международную политику, гораздо тоньше, чем он. Ему хотелось успокоить её, найти аргументы в пользу кузена. Пока он думал об этом, открылась дверь, и Тетерятников принёс на серебряном подносе точно такой же листок телеграммы, какой голубел у прибора Аликс.
Николай взял бумажку и быстро прочитал её. Оказалось, это был ответ Вильгельма на телеграмму, посланную царём ещё вчера.
«Для России вполне возможно, как она всегда заверяла, оставаться зрителем австро-сербского конфликта без вовлечения Европы в самую ужасную из войн. Я думаю, прямое понимание между Твоим правительством и Веной возможно и желательно, и, как Я уже телеграфировал Тебе, Моё правительство продолжает свои усилия, чтобы способствовать этому. Конечно, военные меры России, рассматриваемые Австрией как угроза, могут ускорить бедствие, которого мы оба желаем избежать, и подвергают опасности моё положение посредника, которое Я охотно принял в ответ на Твой призыв в моей дружбе и помощи. Вилли».
Николай молча положил телеграмму на поднос Тетерятникова и знаком велел ему передать Императрице.
– О каких наших военных мерах он пишет? – возмущённо сказал он в пространство, поскольку Аликс ещё не успела прочесть и первой строчки. – Это он сам и Австрия проводят скрытную мобилизацию, как мне вчера вечером доложил Сухомлинов… А у нас будет только частичная… Это Австрия объявила войну, а он предупреждает о каких-то моих военных мерах!.. Что за чушь! – Император так резко поставил чашку на блюдце, что остатки кофе несколькими каплями испачкали белизну скатерти. Николаю сделалось ужасно стыдно за свою резкость, и он слегка покраснел.
Александра дочитала телеграмму, немного подумала, а затем, тряхнув головой, заявила твёрдо:
– Он тебя обманывает! Я не верю ни единому его слову!..
Тетерятников, удалившийся было за дверь, вдруг снова показался с пресловутым подносом, от которого сегодня исходило какое-то беспокойство.
– Телеграмма агентства «Гавас»… – доложил он.
Николай взял листок в руки и увидел только несколько слов: «Сегодня утром австрийская тяжёлая артиллерия начала бомбардировку Белграда».
Лицо Государя сразу почернело, тяжкий груз ответственности за готовность армии к отражению противника вновь навалился на него. В юности отец потребовал у него пройти курс Академии Генерального штаба. Он сделал это с удовольствием, хотя об этом особенно и не распространялись тогда, но теперь он понимал
Аликс мгновенно заметила перемену, которую произвело сообщение французского телеграфного агентства в настроении её Ники. Она отреагировала, ещё не читая текста:
– Что я тебе говорила! Он обязательно обманет! Вили иначе не может!..
Николай сидел потрясённый.
– Разве он не мог предотвратить этого позора Австрии?! – прошептал он огорчённо.
42
Ликование распирало грудь великого Кайзера Германской империи. Всё шло по намеченному им плану: «медлительный блестящий секундант» – Австрия сдвинулась наконец под германским давлением и не только предъявила невыполнимый ультиматум, но и объявила войну Сербии, Англия постоянно давала понять, что в войну не вступит, а лягушатники французы так перепугались его жёсткого тона, что отвели на десять километров от границы с Германией свои части прикрытия и тем самым открыли германской армии важнейшие проходы в Вогезских горах, которые вели в военно-промышленный район Бриэй. Что касается самого опасного врага – России, то избранная им стратегия – двусмысленными телеграммами Николаю оттянуть как можно надольше всеобщую мобилизацию русской армии, – приносила великолепные плоды. Судя по ответным телеграммам кузена, он полностью доверился ему, Кайзеру, и теперь продолжает пацифистски выпрашивать мира и спокойствия.
«Вот и новая, утренняя телеграмма из Петербурга показывает, как глуп и доверчив кузен Ники… – размышлял Вильгельм, сидя в удобном плетёном кресле на террасе Нового дворца в Потсдаме. Кайзер любовался тенистым парком, откуда веяло утренней прохладой. В Бранденбурге и Берлине наступили «собачьи дни» – пришла душная и влажная жара, которая проникала даже в затенённые внутренние помещения дворца. Прохлада, льющаяся из парка, сохранялась только до полудня, а затем буквально выжигалась палящим солнцем. Мысли императора текли ещё неторопливо, хотя все эти дни он ощущал себя взведённой пружиной, которая вот-вот обрушит свою энергию на капсюль заряда самого мощного орудия в мире – германской армии. – Русский царь, видимо, всё ещё надеется на то, что войну можно остановить заклинаниями о дружбе. Но тевтонский меч поднят, и он будет разить врагов до тех пор, пока они не запросят пощады и не поползут к ногам германского колосса, чтобы лизать его сапоги, вымаливая себе жизнь!..»
Вильгельм взял ещё раз в правую руку листок и с усмешкой на узких губах под воинственными стрелками усов, вытянутых вверх искусным парикмахером ровно на 75 градусов от линии рта, прочёл ещё раз телеграмму с подписью: «Ники»:
«Я благодарю Тебя за Твою примирительную и дружескую телеграмму, поскольку сообщение Твоего посла Моему министру иностранных дел было в совершенно ином тоне. Пожалуйста, рассей эти сомнения. Австро-сербская проблема должна быть рассмотрена на Гаагской конференции. Я полагаюсь на Твою мудрость и дружбу».
Адъютант Кайзера граф Хилиус застыл рядом с креслом своего патрона в позе статуи, которую можно было бы назвать «Изысканное почтение». Кайзер, не глядя, протянул руку с телеграммой в сторону, и адъютант не дал упасть листку на землю, подхватив его на лету.
– Опять этот коронованный пацифист бубнит про свою Гаагу!.. – издевательски проворчал Вильгельм.
– Ваше величество! – льстиво изогнул в поклоне свой гибкий позвоночник адъютант. – Он не знает оценку, которую дало ваше величество его пацифистским идеям о сохранении вечного мира через международный инструментарий в Гааге…