Николай Клюев
Шрифт:
Ещё 20 ноября 1918 года «Звезда Вытегры» поместила сообщение об одном из таких столкновений.
«В с. Андомский Погост недавно произошёл прискорбный случай избиения агитатора на религиозной почве.
Агитатор А. Мосягин в своих словах немного нетактично задел крестьян… К сожалению, крестьяне ещё до сих пор погрязают в вековых религиозных суевериях…
Их тёмный рассудок взбудоражили слова Мосягина…
Большим пособником избиения был и священник от. Смирнов.
На многолюдную толпу подействовали слова священника о том, чтобы постоять за „поруганную веру православную“.
И толпа постояла.
По делу избиения привлечены около 22 человек».
Через две с небольшим недели появилось извещение
Проходит пять дней — и Александр Богданов печатает статью «О боге», где шарахается от пап к энциклопедистам, от Канта, Спинозы и Шопенгауэра к сверхчеловеку Ницше, от Льва Толстого и Максима Горького — к «богу апостола пшеничного рая Клюева».
«„Христианство — религия рабов“, — лениво процеживали сквозь зубы римские патриции. Но первые христиане были настоящими, подлинными христианами. В своих тёмных катакомбах они немного наивно, но искренно боготворили Христа.
Начиная с римских пап, византийских патриархов, патеров, ксендзов, наших русских попов Христос был украден у человека, был снова распят, подвергнут более тяжёлым мукам, чем на Голгофе».
Дескать — революцией снят с креста Христос. Только — тут невольно вспомнишь Есенина: «Опять его вои стегают плетьми и бьют головою о выступы тьмы…» Снова вступает в свои права сила — едва ли не более жестокая, нежели римская.
Статья «Вечерний звон», посвящённая снятию колоколов, завершалась на ударной ноте: «Вытегорский Исполком решил раз навсегда вычеркнуть из жизни этот пустозвон».
Вычеркнуть сразу не удалось. Нашлись трезвые головы среди коммунистов, — невозможно было не понять, что ещё большая часть народа (во время продолжающейся Гражданской войны!) отшатнётся от новой власти… А местная власть сама качалась, как на качелях. И своими судорожными действиями (как, впрочем, и центральная!) вносила ещё большую смуту в умы. И вот что выливалось на газетные страницы (историю с колокольным звоном оживлённо обсуждали крестьянки деревни Мегра): «Проходя мимо небольшой кучки собравшихся свободных кумушек, пришлось невольно остановиться, услышав разговор о местной власти. Одна из них громко призывала Бога покарать того, кто выдал записку местному попу о запрещении колокольного звона, другая же настойчиво уверяла, что Бог обязательно сведёт тому руки и повернёт ноги пятками наперёд. „Я доподлинно узнала, что это сделали наши еретики-‘команисты“’. Другая, не менее крикливая ханжа-богомолка настойчиво предлагала отслужить молебен о здравии того, кто разрешил звонить, но, к сожалению, не знает, как его, благодетеля, звать…»
А 21 февраля 1919 года на заседании исполкома выносится следующее решение: «Принимая во внимание, что острота момента, вызвавшая со стороны Исполкома запрещение колокольного звона, миновала — отменить постановление от 3 декабря 1918 г. о запрещении колокольного звона. При этом довести до сведения всех граждан, что в случае злоупотребления колокольным звоном последний будет вновь запрещён, и виновные будут подвергнуты наказанию по всей строгости революционных законов».
«Бороться с вековыми предрассудками» и впрямь подчас рекомендовалось в формах «просветительских».
«У нас, как и во Франции, борьба с церковью ограничивается огульным, бездоказательным, необоснованным и поверхностным отрицанием святости церкви и её догматов. Они и не были разрушены, но лишь отодвинуты за поле зрения и обихода и продолжают там существовать, сохраняя
Мало ограничить сферу распространения заразы. Необходимо произвести полную дезинфекцию мозгов, расчистить почву, вырвать с корнем плевелы суеверия…
Взамен упразднённого Закона Божия следовало бы ввести в школах или на вольных периодических курсах ознакомление с изысканиями серьёзных учёных в области истории религий, исследований древнего востока и т. д…
Крест, напоминающий ныне лишь о позорной казни, ставший символом смирения и самоуничижения, будет оправдан и вырван из цепких поповских лап. Он вновь обретёт своё первоначальное благородное отображение символа жизни и расцвета её во всех своих видоизменениях, от египетского с кольцеобразною рукояткою, греческого равностороннего, индусской свастики к мальтийскому с лучами пламени.
Лишь в свете знания религия перестанет быть опиумом народов» (Звезда Вытегры. 15 февраля 1919 года).
Но «дезинфекцию мозгов» и «расчистку почвы» проводили не только методами «просвещения». Точнее — и ими тоже. В своеобразной интерпретации. Это была лютая трёхлетняя кампания, начавшаяся в 1918-м.
Одиннадцатого апреля в Троице-Сергиевой лавре происходит вскрытие мощей преподобного Сергия Радонежского под стрёкот кинокамеры Дениса Кауфмана (Дзиги Вертова). Периферия, опять же, не отставала.
В «Звезде Вытегры» уже в феврале печатаются письма священников с их отречениями от сана и извещение о вскрытии мощей святого Александра Свирского. «Колокольный звон… Всем он набил оскомину…» — злорадствует корреспондент и задаётся вопросом: «Годен ли идти святой в ряды Красной армии… Оказалось, что нет. Состоял святой из черепа, воскового туловища и ваты. Было немного стружек…»
Трудно подыскать что-либо столь же противное, неприемлемое для Клюева ни по уму, ни по душе, как это кощунство. Ангельские слова находил он для святого, столь почитаемого им — в пику газетному скрипу, что железом по стеклу. Он говорил, а Николай Архипов записывал: «Есть подземный пчельник с земляным пасечным дедом. Там чёрные (антрацитовые) улья и чёрный мёд в них — мёд души народной. Серебряные пчёлы множат тяжкий мёд… Блюдут подземные пасеки посвящённые от народа: Александр Свирский, Лазарь Муромский, их же сонм не перечислишь. Тьмы серафимов над печью, Агнец-коврига — поющие знаки вечности, за ними же следует Лев, Ангел, Телец и Орёл.
Лев — страж умный, Орёл — очи мысленные, Ангел — сердце слёзное, Телец — плоть. Для плоти же Тельца — хлев — формы земные: изба, гумно, посев, лён и одежда. Огонь же не разгадан и ангелами — он от уста Агнца. От огня — Роза поцелуя. Рождество поцелуя празднуется, как некогда рождество слова во плоти (слово стало плотию).
Подземные пасечники это знают».
Сложным ассоциативным путём шёл в этих размышлениях Клюев от поучительного слова Андрея Денисова «Сотове медовнии, словеса добра, сладость же их — исцеление души». И этого животворного огня Клюев не видит в храмах новообрядческих, в храмах «тихоновских». Он, по-прежнему уповающий на «керженский дух», на воскрешение в революционном огне «мучеников, убогих, кандальников вековечных», словно восприявший Слово Иоанна Патмосского, что слышал глас Господень: «Ангелу Ефесской церкви напиши: так говорит Держащий семь звёзд в деснице Своей, Ходящий посреди семи золотых светильников: знаю дела твои, и труд твой и терпение твоё, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашёл, что они лжецы; ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак, вспомни, откуда ты ниспал, покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься».