Николай Вавилов
Шрифт:
Он явился к генерал-губернатору Закаспийской области Куропаткину, выложил бумаги и стал доказывать, что там, в горном припамирском районе, ему удастся разрешить ряд важных эволюционных загадок.
Но генералу было не до научных экспедиций. Едва выслушав посетителя, он стал растолковывать, что время для путешествия неудачное. Что страна ведет тяжелую войну. Что «инородческое население» вверенной ему губернии бунтует. Что он, генерал, принял меры, но озлобленные киргизы бежали в горы. Появиться среди них русскому опасно. Он сожалеет, но ничем не может помочь.
— Два-три
Но из-за того, что царю понадобилось нарушить им же утвержденные законы, Вавилов не собирался менять свой планы.
(По законам Российской империи «инородцы» были освобождены от воинской повинности. Но война затягивалась, и царь издал приказ о мобилизации «инородцев» на тыловые работы. Этот приказ и послужил сигналом к восстанию, охватившему всю Среднюю Азию.)
Вместе с Дмитрием Демьяновичем Букиничем, у которого, остановился, Вавилов стал намечать маршрут…
Петровку Букинич окончил одновременно с Вавиловым, получив звание инженера-агронома. Он начал исследования водных ресурсов Средней Азии, но из экспедиций привозил также коллекции растений, насекомых, почв, геологических пород. Все это безвозмездно направлял в музеи. Он уже был руководителем крупных ирригационных работ, возглавлял изыскательский отряд, с которым скитался по пустыне.
Еще до поездки в Иран — в ожидании необходимых документов — Вавилов вместе с Букиничем отмерил не одну сотню верст по Закаспийской пустыне. Раз они даже заблудились в барханах…
За время совместных походов Букинич близко сошелся с Вавиловым и теперь понимал, что отговорить его от экспедиции в припамирский район будет не просто.
Они склонились над картой.
Легчайший путь — по Алайской долине — отпадал: он вел через основной очаг восстания. Букинич, вероятно, пытался доказать, что и другой маршрут — через горные перевалы подальше от селений — чреват опасностями. К тому же время позднее, перевалы могут быть закрыты снегом.
Они столковались на том, что сделают попытку одолеть перевал в верховьях реки Исфары. Единственную. Должно быть, на таких условиях Букинич вызвался идти с Вавиловым. Это наш домысел, позволяющий объяснить, почему после того, как попытка не удалась, Букинич отказался участвовать в экспедиции. Может быть, своим отказом он рассчитывал принудить и Вавилова оставить опасную затею. Во всяком случае, вероятная размолвка не нарушила дружбы Вавилова и Букинича. Упрекать в чем-либо своего спутника у Вавилова не было оснований.
Через много лет, когда представилась возможность исследовать Афганистан, Вавилов первым делом пригласил в спутники Букинича, которого ценил как знающего инженера-агронома и надежного в трудном походе товарища.
…Желтая пыль узеньких улиц, сдавленных стенами глинобитных домишек. Медресе и мечети с круглыми башенками и куполами, отливающими на солнце изумрудным фаянсом. Резкий запах перегорелого кунжутового масла, которым несет с растянувшихся на километры базаров… Восточная экзотика. Бухара.
Два английских офицера, явившихся сюда в XVIII веке, были схвачены по приказанию эмира, брошены в яму, наполненную разными гадами, и потом обезглавлены. Лишь венгр Вамбери — он проник в Бухару в 1863 году, переодевшись дервишем, — первым описал эту страну.
А теперь русские чиновники, путешествовавшие «по казенной надобности», не только свободно передвигались во владениях бухарского эмира, но к ним даже приставляли специального сопровождающего.
Внушительно составленные в министерстве земледелия бумаги произвели в канцелярии эмира куда большее впечатление, чем в канцелярии генерал-губернатора. Вавилову тоже обещан сопровождающий, хотя «казенной надобности» в его путешествии не было.
Сопровождающим оказался хан Кильды-мирза-баши, важный мужчина лет пятидесяти. Приставка мирза-баши говорила об учености — умении читать и писать. В своем цветастом халате, перехваченном серебряным поясом с тяжелыми кистями, он был настолько великолепен, вспоминал Вавилов, что «мне стало неловко и показалось, что не ему меня сопровождать, а мне его».
Вавилов опасался — не откажется ли почтенный хан от пеших переходов по припамирским кручам?
«Все оказалось лучше, чем я предполагал, — рассказывал Вавилов. — Мирза-баши в Бухаре достал сравнительно быстро и дешево лошадей, и наше движение им заранее извещалось волостным старшинам и старостам. Всегда были готовы приют и ночлег, иногда более чем удобные для Памира. Мирза-баши очень увлекся сборами и расспросами. Зная немного русский язык, он сошел за переводчика и вообще был недурным помощником».
У истоков Исфары перевал был занесен снегом. Но местные киргизы указывали путь через перевал Пакшиф, по леднику Демри-Шаург. И Вавилов — уже без Букинича — решил попробовать.
Гарм, куда стремился Вавилов, был отделен огромной, почти отвесной скалой. Чуть заметная тропа вилась по ее неровностям. С каждым днем становилось холоднее: чувствовалось дыхание ледника.
Через расселину, перерезавшую тропу, пришлось переходить по живому мосту: его образовали своими телами проводники. «Особенно трудно пришлось с ханом Кильды, при его семипудовом весе», — рассказывал Вавилов.
По краю ледника, изрезанного припорошенными снегом трещинами, лошади шли медленно, осторожно щупали копытом тропу. Одолеть перевал за день не удалось. Пришлось устраивать ночлег у края ледника, под скалою. Теплой одежды у путников не было.
Вавилов лежал в продуваемой ветрами палатке. Уснуть не удавалось. Думал, вспоминал… О чем?
Должно быть, возникали в памяти отрывочные картины.
Недавние споры с Букиничем…
Брат Сергей, тихоня Сергей, которого приходилось защищать от кулаков пресненских мальчишек. Теперь он в окопах. Жив ли еще?..
Кабинет отца. Рука, сдавливающая синюю спинку кресла. Острый взгляд из-под насупленных бровей.
— Ну как, Николай?
— Хочу стать биологом!..
Мог ли он тогда предполагать, что избранный путь приведет его сюда, на тропы Памира, на край изрезанного трещинами ледника?..
И конечно, в холодной палатке вспоминались знойные дороги Ирана, тянувшиеся среди однообразных серовато-желтых песков, в которых шмыгали зеленые ящерицы и ползали огромные ярко-красные пауки…
…Заснуть не удавалось. Он достал из нагрудного кармана коробок, чиркнул спичкой, тусклый огонек осветил циферблат часов… Сорок минут до рассвета.