Никому Не Отдам...

Виктор Лядов разрушил мою спокойную и размеренную семейную жизнь. Этот кареглазый брюнет знает, как взять от жизни все, что, как он считает, ему полагается. Виктор идет напролом, ломает человеческие судьбы, его нимало не заботят чувства других людей. А уж мои и подавно.

Сегодня я выхожу за него замуж. Хочу ли я этого? Мои желания не интересны будущему мужу, он поставил условия — я обязана их выполнить, иначе…

— Оля, ты готова? — Марго вихрем влетела в комнату, хоть я и просила дать мне немного побыть одной. — Они хотят начинать, зовут

Маргарита — моя единственная близкая подруга. Только она знала о действительном положении дел и об этом фарсе, что другие называют свадьбой. Сделка, да! Именно, сделка.

— Давай я поправлю.

Марго потянулась к фате, несмотря на ее далеко не маленький рост, добраться до меня было сложно из-за пышности платья. Специально такое выбрала, что уж кривить душой. Пусть Виктор почувствует неудобство хоть в чем-то. Это платье, чересчур пышное, чересчур блестящее — моя первая маленькая месть идиоту, который все получает на блюдечке.

— Улыбаешься, хороший признак. — Оптимистка Марго и в этой ситуации искала благо. — Все, что нас не убивает, делает сильнее. Для чего-то эта ситуация тебе нужна. Получишь свой опыт и пойдешь дальше.

Стук в дверь не дал сорваться потоку нелицеприятных существительных вместе с прилагательными и другими частями речи в адрес женишка.

Виктор бесцеремонно вошел в комнату, не дождавшись разрешения.

— Пойдем, регистратор нас ждет.

В его взгляде читалось удивление. Неужели мой внешний вид привел его в замешательство? Я этого добивалась, хотела разозлить этого несносного мужчину, который ворвался в мою жизнь и установил в ней свои правила. Но теперь, глядя в его темные глаза ощущала себя нашкодившим ребенком. И это ощущение пугало.

— Это не то платье, которое я выбрал! — ярости или злости в его голосе не было, но это был тон, который пригвоздил меня к полу. — Где платье, которое я прислал тебе?

— Оно в коробке, — указываю на кровать в центре комнаты.

Виктор бросает взгляд на коробку, но не двигается с места.

— Переоденься, у тебя есть десять минут, — вот теперь нотки раздражения явно прослеживались в голосе. — И давай больше без самодеятельности.

Виктор вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Оль, я не понимаю, почему ты терпишь такое отношение, — Марго первая вышла из ступора. — Понимаю, что брак по договоренности, но это не повод…

— Не повод. Давай потом поговорим, у нас десять минут. Не хочу, чтобы гости ждали.

Марго помогла снять платье, которое было ужасно тяжелым из-за обилия камней. Виктор прислал платье простого кроя, атласная ткань которого выгодно подчеркивала узкую талию и грудь третьего размера, которую я обычно пыталась спрятать. Я очень стеснялась такого размера, при моей худобе грудь выглядела слишком большой. Но как ни странно, в этом платье моя фигура смотрелась гармонично.

— Ну уж, да уж! — произнесла Марго в восхищении. — Почему ты сразу не надела его?

— Не знаю, Виктора позлить хотела, наверное. Надоело, что он все решает за меня.

— Оль, но ты ведь сама согласилась на его условия, — осторожно начала Марго, тема свадьбы для меня была нервирующей и подруга знала это. — Виктор мог довести эту ситуацию до суда и Ивана посадили бы. Год потерпишь,

Последняя фраза почему-то больно кольнула, нет, мне, конечно так даже удобнее. Просто задето женское самолюбие и ничего более. Я ведь не могу ничего чувствовать к этому человеку-роботу, у которого в голове только экономические показатели, а мозг просчитывает выгодность любых мероприятий, в которых он участвует.

— Пойдем, не хочу заставлять гостей ждать.

Понимаю, что выхода нет, как и смысла оттягивать неизбежное. Поэтому спускаюсь по лестнице, натягивая дежурную улыбку. Получается не особо хорошо, но можно списать на предсвадебное волнение невесты. Фотографы ослепляют вспышками, никогда не видела столько прессы в одном месте, журналистов больше чем гостей. Виктору зачем то так нужно, опять разыгрывает свою многоходовку. Меня такое внимание только нервирует, все тело начинает бить дрожь. Спускаться на высоких каблуках по лестнице становится трудно. Виктор, видимо, замечает это и очень быстро оказывается рядом и сжимает мою руку. От него мне передается спокойствие, а дрожь постепенно проходит.

Все свое внимание сосредотачиваю на нем. Черный костюм, белая рубашка и галстук — все сидит безукоризненно, темные волосы аккуратно уложены, и лишь следы усталости говорят о том, что Виктор ночью вернулся из недельной поездки. Он расширяет свой бизнес, занимается своими проектами и я — один из них.

Регистратор произносит речь о том, что такое жить в согласии и много-много других слов, краем глаза вижу взволнованную маму и утирающего скупую слезу отца. Они-то думают — все по-настоящему…

Мне очень не хватает моей малышки, моей доченьки. Была бы эта свадьба настоящей, Катюша была бы здесь. Не хочу травмировать малышку, поэтому сегодня она гостит у бывшей свекрови.

Слышу «Да!», четкое, не тени сомнений. Теперь моя очередь подтвердить, свое участие в этой афере.

— Ольга, вы согласны? — женщина-регистратор спрашивает повторно.

— Да! — отвечаю и слышу тихий вздох облегчения рядом.

Я удивилась реакции Виктора, неужели он думал, что я откажусь?

За месяц до свадьбы

— Инна Юрьевна, спасибо, что пришли. Катюша опять заболела, а мне на собеседование нужно.

— Оль, а Ваня в курсе? — видимо свекровь решила с порога меня огорошить, или нет? — Он ведь хочет, чтобы ты домом и Катюшей занималась…

— Иван не знает, что меня позвали на собеседование. А не говорю ему, потому что шансов получить эту работу — практически нет.

Смотрю на свекровь и вижу весь спектр эмоций от страха до облегчения. В такие моменты мои чувства представляют собой какой-то коктейль из жалости, злости и любви. За пять лет брака я успела сильно привязаться к Инне Юрьевне, она мне стала близким человеком, который всегда придет на помощь. Мне искренне жаль эту немолодую женщину, которая всю свою жизнь посвятила служению семье. Муж, полковник полиции в отставке, был абсолютно против независимости женщин и свято верил в патриархат. Взгляды отца разделял и их сын, не в такой жесткой форме, но все же.