Никому не скажем
Шрифт:
— Да я уже все видел. Или лифчик ты тоже хочешь снять? — интересуюсь невинно, будто мне до этого на самом деле и дела нет. Но, говоря по правде, стоит подумать о ней голой, как мой рот наполняется слюной, а член вытягивается по стойке смирно.
— Не дождешься. Отвернись! — топает ногой.
Я смеюсь, но послушно отворачиваюсь к камину и принимаюсь старательно укладывать дрова в топку. К счастью, Ева не знает, что в отражении стеклянной заслонки я могу следить за ней в режиме онлайн. А потому, бросив на меня один нерешительный взгляд, она быстро пробегается
Смещаюсь, чтобы поправить полено, и шиплю от того, как сильно в пах врезаются узкие брюки.
— Все нормально?
— А? Да… Наверное, занозу загнал.
Я вру. А она… она быстро поправляет бретельку простого хлопкового лифчика. Слава богу, Ева не из любительниц пуш-апа, и до того, как она вновь одевается, я успеваю в деталях рассмотреть все, что скрыто тонким трикотажем. Ее грудь действительно небольшая. Пятачки коричневых ареол занимают почти всю ее, а крупные соски на этой всей красоте выглядят хоть и неожиданно, но очень манко. Сморщенные и напряженные от холода, они так и просятся в рот.
— Я все. Дай посмотрю руку!
Ева подходит ко мне и грациозно опускается на ковер рядом.
— Что? — туплю я.
— Руку дай. Занозу надо вытащить…
Протягиваю ей руку и переступаю на коленях чуть ближе к ней.
— Освещение плохое. Ничего не вижу…
Может, и так. Рассеянного приглушенного света развешанных по углам комнаты светильников действительно не хватает. Но, во-первых, так обстановка кажется гораздо более интимной, а во-вторых, никакой занозы не существует.
— Да, наверное, показалось.
— Ну, раз так, я тогда пойду… Спасибо за кофту. Я верну тебе в универе.
Ева упирается рукой в пол, чтобы встать, но я не даю. Накрываю ее ладонь своей и тараторю:
— Подожди! Куда тебе торопиться? Еще ведь совсем рано.
— Уже двенадцатый час…
— Ну и что? Гулянка у Карася в самом разгаре. Наверняка ты бы еще работала, если бы…
— Если бы меня не унизил твой дружок? Да брось. Дело не в нем.
Я не уверен, что это правда, Ник повел себя как мудак, поэтому встаю за ней следом и уточняю:
— А в чем тогда?
— Я просто устала. Мне вообще не нужно было сегодня выходить на работу.
— Так почему вышла?
— Мне нужны деньги. Почему же еще?
Чувствую себя полным придурком. Это настолько очевидно, что я мог и сам догадаться. Да, отец не балует меня, но… я один черт обеспечен всем необходимым. Точнее был бы обеспечен, если бы в этом нуждался. В последнее время я и сам неплохо зарабатываю, клепая всякие программки на заказ. В общем, если так разобраться, мы оба работаем. Я и Ева. С той лишь разницей, что я это делаю ради интереса, а она — чтобы выжить. Из всех моих умозаключений вытекает один резонный вопрос:
— А твои родители что? Совсем тебе не помогают?
— Отца я никогда не знала. Думала, это очевидно, — криво улыбается Ева, взмахом руки очерчивая круг у собственного лица, — А мать… В общем, ей не до меня. Я живу с бабушкой.
Ева поднимает с пола свой рюкзачок, который сбросила в начале вечера, и я понимаю, что если ничего не предприму прямо сейчас, она просто уйдет.
— Я тоже сирота. Наполовину, — бросаю, будто между делом, осторожно прощупывая почву, и попадаю точно в цель.
Вообще я ни с кем не делюсь своими переживаниями, но знаю, что женщины страсть как любят слезливые истории. А эта должна подействовать безотказно. Времени у меня нет, и я давлю на то, что даст результат со стопроцентной гарантией. Делает ли это меня мудаком? Не знаю. Никто не говорил, что я буду играть по-честному.
— Правда?
Облизав пересохшие губы, Ева вновь опускает потрепанный рюкзак на пол, но все еще отпускает из рук ручку.
Пожимаю плечами и судорожно обдумываю ответ. Да, она захватила наживку, но может сорваться с крючка в любой момент. Мне нужно быть осторожным.
— А что, такое положение вещей не вписывается в твое обо мне представление? Так и кто из нас навешивает ярлыки?
— Прости, — лепечет Ева. И я понимаю, что все. Попалась… Меня охватывает сумасшедший азарт. Она динамила меня всю неделю, и сейчас, когда мне удалось пробить брешь в ее обороне, я испытываю непередаваемые чувства.
— Проехали. Это в прошлом.
— Вряд ли. Мы просто учимся с этим жить. Но оно всегда с нами…
— Чувство ненужности, — сам не зная, зачем выпаливаю я. Это выходит за рамки плана. И слишком близко приближает к той правде, что составляет мою действительность.
— Ущербности… — добавляет она шепотом.
— Одиночества…
— Изоляции…
Ева, наконец, отбрасывает свою сумку и подходит ко мне. В ее глазах — космос, наши нервы оголены. Не знаю, в какой момент все идет псу под хвост. В какой, мать его момент, а? Сглатываю. В носу щиплет. Я стискиваю зубы и смотрю… смотрю. Просто не могу отвести взгляд и тону в этом дерьме все сильней. Она первая берет меня за руку.
Переплетает пальцы. А я, наверное, выгляжу несколько дико, не знаю. Определенно происходящее выбивает меня из колеи. На коже выступают мурашки, волосы приподнимаются. Делаю вдох… дышу ей. У неё очень красивые глаза.
Карие, с темными неровными точками ближе к зрачку и растекающимся по радужке медом. Я тону в этой патоке.
Меня затягивает и, кажется, в какой-то момент я, проникнув в этот таинственный космос, вижу ее душу. Моргаю, сбрасывая наваждение, и, облизав губы, хриплю:
— Хочешь выпить?
— Я не пью. Не хочу испытывать судьбу. У меня плохая наследственность.
Разжимаю руки, отпуская ее, бреду к бару. Тут в основном тяжелые мужские напитки, отец если и пьет, то хороший виски или коньяк, но находится и бутылка брюта. Подрагивающими пальцами откупориваю бутылку. Пробка вылетает с легким хлопком. Ева откидывает голову и смеется. Ее смех звучит немного нервно, и мне хочется прошептать: «О, детка, я так тебя понимаю»… Но я лишь разливаю вино по бокалам и подхожу к пылающему камину, возле которого она устроилась.