Никому не скажем
Шрифт:
— Тут совсем мало градусов. Попробуй.
Наши пальцы соприкасаются, когда она забирает бокал из моих рук. Не знаю, о чем говорить. Впервые не знаю.
Сейчас все так… нервно. Остро. Оголено. Мы словно ходим по лезвию… Все было плохо, а стало еще хуже. Потому что, говоря по правде, любовь — это то, что мне совсем не нужно. Я не верю женщинам. Они хороши, да, но без всего этого замешанного на чувствах дерьма.
Делаю большой глоток и смотрю на неё. Языки пламени, пляшущие в камине, скользят по ее лицу дрожащими золотистыми тенями, путаются в волосах. Очень красивых. Сейчас, когда она вытащила из прически шпильки, я могу оценить
Пальцы касаются гладкого темного покрывала, и, следуя за ними, я передвигаюсь к ней ближе. Отставляю бокал и укладываю ее затылок в ладонь, приближаюсь вплотную.
— Нам нельзя, Кит… — почему-то шепчет Ева. И мне, наверное, нужно спросить, что она имеет в виду, но вместо этого я хриплю ей в губы:
— А мы никому не скажем.
А потом впервые ее целую. Касаюсь губами губ, прихватываю чуть более полную нижнюю и покусываю, как хотелось с той самой первой встречи с ней. Одной рукой фиксирую ее голову, другой веду вниз. По камушкам позвонков на спине, обхватываю маленькую попку, вдавливаю Еву в себя и пью, слизываю её рваные частые вдохи. Схожу с ума. Не контролирую. Ни ситуацию, ни ее, ни себя… Опускаю на ковер. Сгребаю ворот её футболки в кулак и оттягиваю с такой силой, что ткань трещит. Обхватываю пальцами ее шею, чуть сдавливаю. Не знаю, откуда во мне это. Просто, мать его, не знаю! И лишь когда она начинает задыхаться, отпускаю и с жадностью веду открытым ртом по трепещущей синей венке.
Меня просто уносит. Окончательно, бесповоротно. Кажется, еще немного, и я просто кончу. А потом, холодным душем, громкий стук.
— Не помешаю?
Я отстраняюсь. И Ева тут же вскакивает, открыв рот глядя то на отца, то на меня. Понимаю ее затруднение. Дерьмо.
Что тут скажешь? Идиотская ситуация. В которой я должен проявить себя, мать его, мужиком! Игнорируя вздернутую бровь старика, обнимаю ее за талию. Прижимаю к себе, будто защищая.
— Отец? Это Ева. Кажется, мы увлеклись.
— Да уж.
Пожимаю плечами:
— Я не думал, что ты сегодня вернёшься.
— Но я здесь. Хотел поработать, но теперь, видимо, придется пойти к себе, чтобы вам не мешать.
— Нет-нет. Это мне нужно идти. Извините… — Ева смущается просто страшно. Не глядя ни на меня, ни на отца, она поспешно сбрасывает мою руку, подхватывает злосчастный рюкзак и мчит к выходу. Но у двери тормозит, потому что мой старик преграждает ей выход и не спешит отходить в сторону, сверля ее изучающим взглядом.
Глава 9
Кит. Настоящее.
Как будто не было всех этих лет. Ева даже пахнет так же. Сладко… Имбирным печеньем, ванилью и корицей.
Прижимаю ее к стеклу. Зарываюсь носом в рассыпанные по плечам волосы, обнюхиваю ее, как животное, глотаю ставший вдруг вязким воздух. Медленно приближаюсь и замираю у ее губ. Она — ведьма… Я говорил? Не могу, не умею противостоять этим чарам. Я и хочу, и боюсь коснуться ее губ, тела, души… Проникнуть под кожу, заполнить собой каждый миллиметр живущей в ней пустоты и навсегда там остаться. Ева опускает ресницы, разрывая контакт наших глаз. Её дыхание становится поверхностным и очень частым. О, я знаю, что это означает… Мне и самому отчаянно не хватает воздуха. Касаюсь ее плеч ладонями, и Ева вздрагивает, не то от этого касания, не то от резкого нетерпеливого сигнала клаксона, ворвавшегося в окутавшее нас безмолвие. Веду ладонями вниз по её безвольно повисшим вдоль тела рукам. Она не отвечает мне, но и не отталкивает, а у меня теплеет в груди от того, что я каждой клеткой чувствую ее отклик. Ева не касается меня, да… Но я словно связан по рукам и ногам. Я в ловушке ее запаха, пьяного взгляда и тысячи несказанных слов. Я в ловушке ее предательства.
Ниже… Еще ниже. Касаюсь губами губ. Тоже пахнущих чем-то сладким. Ненавижу ее. Ненавижу за то, что она со мной сделала… В какую тряпку меня превратила. И не могу противостоять. Кусаю губы, проталкиваю язык в рот.
Теряюсь в пряной терпкости этого поцелуя. С губ рвутся хриплые стоны. Я скулю, как побитый щенок. Похуй. Меня ведет от сумасшедшей обжигающей нутро страсти. Только с ней так срывает крышу. Все другие — бледные тени.
Опускаюсь ниже по шее. Веду дорожку поцелуев-укусов. Я лишь однажды оставлял на теле женщины метки. И хочу повторить. Жалю. Кусаю, зализываю отметины языком. Пишу на ее теле историю своей одержимости ею. Задираю вверх кофточку. Обхватываю сосок прямо поверх белого лифчика. Она хрипит в моих руках и, наконец, обнимает в ответ. Зарывается пальцами в волосы… и, что есть силы, меня отталкивает.
— Прекрати, — шипит мегерой. — Женька может в любой момент войти! Какого черта ты творишь?!
Не знаю, откуда в ней столько силы. Но под этим сумасшедшим напором я отступаю на шаг. Смотрю на нее пьяно, голодно. Губы Евы припухли. О боги! Я хочу этот рот… Ступаю к ней снова. Но Ева проскакивает мимо меня.
— Перестань! Перестань, слышишь?!
Слышу. Но не понимаю. Почему я должен остановиться? Между нами больше не осталось препятствий. Она — свободна. Я хочу ее. Больше всего в этом гребаном мире я хочу ее получить.
— Сколько?
— Что?
— Сколько ты хочешь? Я готов заплатить.
Даже в свете вновь открывшейся о ней правды, думаю, мое предложение более чем уместно. В конце концов, что изменилось, а? Она ведь уже продалась однажды. Что мешает ей продать себя еще один раз? Да, ее положение не такое бедственное, как мне виделось, однако я — гребаный Форбс. Мои возможности превышают ее собственные в десятки… сотни раз.
— Уйди.
— Сколько ты хочешь за ночь? Миллиона будет достаточно?
Ева облизывает губы.
— Два? Три?!
Кажется, её трясет. Если бы я не знал, какая она на самом деле — поверил бы. Но она меня предала.
— И ты называешь это любовью? — шепчет она.
— Любовь была тогда, Ева. Ты, главное, не перепутай. В то время я был готов сдохнуть ради тебя. Сейчас все намного проще.
— Сдохнуть? Сдохнуть… да. Какие же у нас разные воспоминания о прошлом.
— Вот только не надо мне снова втирать про то, что ты была моим маленьким грязным секретом! После того, как тебя отчислили, я был с тобой каждую свободную минуту!
— Все правильно. После того, как меня отчислили, я перестала мелькать перед глазами твоих друзей. Интересно, что бы они сказали, если бы узнали, что мы продолжили с тобой встречаться, м?
— Да плевать мне на это было!
— Не было, Кит. И ты это знаешь. Да это и не главное…
— Мам… — слышу неуверенный голос у двери. — Вы почему кричите?
Ева обжигает меня злым взглядом и неторопливо шагает к сыну.
— Да так, Жень. Вспомнили прошлое. Кит уже уходит…
— Да? А я думал, может быть, мы погоняем в стрелялки.