Никому ни слова
Шрифт:
За сутки до убытия мне удалось смотаться в тупиковую зону вокзала и разыскать там вагон-ресторан ленинградского поезда, чтобы с незначительной переплатой закупить все буфетные запасы «Беломора» знаменитой фабрики имени Урицкого. Набралось без малого сто шестьдесят пачек, которых, даже с учетом стрелков среднего калибра, должно было хватить для имитации дыма Отечества на полгода. Пачка противного табака «Моряк», ширпотребовская курительная трубка и блок болгарской роскоши «Стюардесса» дополнили мое богатство и укрепили чувство уверенности и личной независимости. Многое стерлось из памяти с предыдущего похода, но ощущение собственной неполноценности, возникающее при попытках стрельнуть
Определили меня на временное жительство в каюту, в которой уже несколько дней обитал флагманский спецом одной из бригад, следовавший в распоряжение эскадры. Андрей – так звали «флажка» – недавно завершил бракоразводный процесс, и друзья устроили ему морскую прогулку подальше от политработников, азартно терзавших эту жертву бытового неустройства. Семилетние скитания по частным углам и многомесячные морские походы уморили советскую семью, как химические отходы рыбу в типовом рукотворном водохранилище, однако флотские политорганы разных уровней никак не желали угомониться.
Нескончаемые партсобрания и партбюро, на которых по традиции тех времен долго и тщательно ворошилось чужое грязное белье, оказали решающее воздействие на неокрепшую психику начинающего холостяка и вытолкнули его на скользкую дорожку. Многочисленные публичные унижения требовали компенсации в такой тонкой области человеческой деятельности, как секс, в сфере которого Андрей явно стремился доказать всем и каждому, что прозрачные намеки бывшей жены носили клеветнический характер. Упущенное ранее он наверстывал такими темпами, что его физическое и душевное здоровье начало вызывать серьезные опасения друзей. Будучи человеком общительным и доброжелательным, он в первый же вечер нашего знакомства поволок меня на праздник жизни, в ресторан.
Не успели мы выпить и по рюмке коньячку, как к нашему столику слетелся квартет говорливых девиц, не скрывающих весьма близкого знакомства с моим товарищем. Обладая широкой русской душой, тот активно знакомил меня со своими приятельницами, подмигивая и делая не допускающие альтернативного толкования намеки. Однако, учитывая возможные нюансы и варианты развития подобных знакомств, я предпочел допить уже налитое спиртное и ретироваться, взяв с товарища слово не пропадать насовсем: завтра с утра предстоял выход корабля в море. На всякий случай я записал номера контактных телефонов, охотно продиктованных его подружками, явно превратно воспринявших мой интерес. Однако «флажок», к счастью, не пропал.
Он явился около семи утра и со стуком бросил в рундук столовый нож с ресторанной гравировкой на ручке. В ответ на мой вопрос о происхождении и назначении оного Андрей извлек из карманов еще несколько подобных клинков, ранее служивших предметами сервировки в местах общепита славного Севастополя, и объяснил, что набирает их под завершение обычных кабацких посиделок на случай затяжных конфликтов с другими гостями ресторана. Виноватыми в подобных конфликтах, разумеется, были эти недоделанные «посе… си… сти… тели». Последнее слово ему удалось произнести в три приема, но зато с неподдельным сарказмом. Очевидно, что изыскание оружия в целях возможной самообороны являлось мерой вполне оправданной. Предполагалось, что приборы изымаются для временного пользования с последующим обязательным возвратом. Применять ножики в деле, к счастью, ему еще ни разу не потребовалось, но показывать якобы приходилось многократно.
– Ежели такое дело, надо с собой кортик таскать, – предположил я.
– Что я, бандит, что ли? – обиделся Андрей, с грохотом высыпая свои трофеи в рундук. Его тело напоминало поле битвы после полного взаимного уничтожения противоборствующих сторон. Прощание с берегом было бурным. Падение в койку и первые звуки пронзительного храпа совпали по времени абсолютно.
Вскоре сыграли боевую тревогу, но я был пассажиром, а не членом экипажа, а посему ее проигнорировал и, не вылезая из койки, продолжил обреченное загибание пальцев, каждый из которых должен был означать то или иное незавершенное на берегу дело или невыполненное обязательство. Когда серия характерных звуков, стуков и сигналов позволила предположить, что контакт с сушей успешно разорван, я решил прекратить самоистязание и укрепиться в уверенности, что море все спишет.
Разбудил меня троекратный стук, после которого в каютном пространстве возникло новое лицо – старлей медицинской службы с портфелем в руках, одетый, как ни странно, в тропическую форму.
– День добрый. Меня в соседнюю каюту разместили. Зашел познакомиться, – сообщил он, доброжелательно улыбнувшись и представившись Борисом.
– А чего так вырядился? Еще и Босфора не прошли, а ты уже весь в голубом, – сказал я, вылезая из койки и пожимая руку новому знакомому.
– Тут дело такое: ничего другого не выдали. Призвали на сборы в качестве офицера запаса и отчего-то решили отправить на пару недель на эскадру для борьбы с кариесом. Я-то ведь стоматолог по специальности, кандидат от медицины. Отбивался, конечно, как мог. У меня куча проблем на работе в институте, поездка на носу по обмену стажерами в Венгрию и раковина на кухне течет, да никто ничего не слушает. Сказали: или в море, или – на губу на тот же срок.
– Ясно… Наверно, у адмирала зуб разболелся, вот он тебя и заказал на эскадру. Плохо, дантист, твое дело. Не хочу пугать, но застрянешь ты в штабе до прихода замены месяцев на несколько. У всех моряков зубья ни к черту. Консервное питание и вода из опреснителей, понимаешь? Сверлить тебе – не пересверлить. Наберешь статистики на докторскую диссертацию.
Настроение у Бориса упало ниже ватерлинии. Чтоб его хоть немного утешить, я предложил допить слегка початую бутылку шампанского, доставленную утром Андреем из мест неизвестных, но сомнительных. Попытка привлечь самого «флажка» к дегустации оказалась безуспешной. При виде эмблем на погончиках Бориса – зловещих змей, намотанных на рюмки, – полупроснувшийся Андрей простонал: «Доктор, скажите, я буду жить?!» и, не дожидаясь ответа, снова отключился.
Шампанское оказалось сладким и почти без пузырьков, выдохнувшимся, как и наш «флажок». На опустошенную бутылку я аккуратно приклеил бумажку с надписью «Для бычков и недокурков» и пояснил вопросительно хмыкнувшему доктору, что на каком-то этапе похода многие душу готовы будут заложить не только за сигарету, но даже за окурок, которым можно хотя бы пару раз затянуться. После этого объяснения я засунул еще дымящийся окурок в бутылку и сразу закупорил ее, положив тем самым начало созданию табачного резерва «черного дня». Закуривая предложенную мной сигарету, доктор поежился и покосился на законсервированный бычок, смотревшийся сквозь темное бутылочное стекло и в самом деле весьма непрезентабельно.
– Чуть было не забыл про это! – воскликнул Борис, открывая портфель и вытаскивая из него нечто объемное, завернутое в газету.
«Это» оказалось трехлитровой пластиковой канистрой, по самую пробку заполненной медицинским спиртом. Определив местом предстоящей полноценной беседы нашу каюту, а временем – период суток после ужина, мы разошлись по делам. Я, например, всерьез намеревался проверить состояние своего груза и установить контакты с местным населением. Нам ведь, небось, около недели здесь крутиться и кормиться.