Никто не умрет
Шрифт:
– Выкопал, где закопали...
Лохматый не договорил, потому что в этот момент послышался резкий тренькающий звук, возвещающего о начале следующей пары. Не сговариваясь все трое ринулись в толпу несущихся к колледжу студентов. У Лохматого, наверное, были самые длинные ноги на курсе. Он всегда прибегал в аудиторию раньше всех, как бы далеко от нее не находился в момент звонка на занятия.
– Ты, идиот, откуда это взял?
– крикнул вслед ему, едва поспевающий за ним Хохмач, голос его прерывался от бега, он тяжело дышал.
– Сам - идиот, - парировал Лохматый, рванул еще быстрее и оставил друзей далеко позади. У аудитории обернулся и крикнул:
– Спроси у Ирэн, если не веришь, -
Хан остался на месте. Некоторое время он пытался понять то, что только что услышал. Такого поворота событий он никак не мог предвидеть. Элементарно проиграл бой на первой минуте.
Прежняя жизнь его текла, как по расписанию - бои, тренировки, дом, занятия в колледже, редко - секс без обязательств на вечеринках и пикниках. К последнему курсу он попытался оценить то, что он имеет, и что ему может быть полезно в последующей жизни. Он стал более внимателен к окружающим, прислушивался к разговорам, не гнушался ни компании сверстников, ни преподавателей. Он изучал их, и не видел в них ничего, кроме недостатков, среди которых главным была инфантильная жадность. Жажда легкой наживы, ради которой люди рисковали близкими, страх, который заставлял их предавать свои убеждения, вот, что он видел. Он видел, как легко купить порядочность и еще легче добиться предательства. При этом причины измен или награда за них не имели абсолютных величин и категорий. В одном случае это могла быть обычная похвала, в другом - деньги. Он удивлялся, насколько легко одни убеждения заменялись другими и отстаивались с еще большим энтузиазмом и ожесточенностью. В какой то момент своих исследований людской сущности ему показалось, что у него весь мир - на ладони, которую он в любой момент может зажать в кулак.
Но все вдруг сместилось и перевернулось. Потому что однажды солнечным утром он увидел ее. Ее пристальное внимание к нему одному было нужнее ему, чем воздух. Он не хотел делить ни с кем дни и часы ее существования, но с тех пор так и не смог получить ее даже на минуту. Он не умел ухаживать за женщинами. Они всегда сами оказывались рядом, когда он хотел и даже, когда он не хотел женской ласки. Тело женщины уже давно не было для него тем таинственным сосудом, который молодой человек хотел бы испить с благоговением. Но она - другое дело. Его не интересовала ее история, не было ничего до него и не будет после их встречи, кроме него. Он жаждал быть с ней до мурашек на коже, до боли в паху. Упрямство, с каким он хотел ее, было непонятно ему самому. Ему казалось, он знает ее всю жизнь, только не мог вспомнить с каких пор. Он знал, что она - и есть та самая, о которой говорил ему Якудза.
Неожиданно навалившаяся усталость и ощущение тупого бессилия выбили его из ритма, который он задал себе с утра.
Гл. 8. ТАЙНА ЯКУДЗЫ
Раздражение сыграло с ним злую шутку - в спарринге с Ниндзя он пропустил удар в голову.
... Яркие солнечные блики на стенах, ласковые лица, заботливые руки, поднимающие его высоко над головой... и знакомый до боли в сердце ласковый прищур и тихий возглас сзади на японском языке: "Кацуро! Не урони Итиро"...
Поднимаясь с пола под сердитое ворчание Якудза, Хан спросил:
– Сэнсэй, ты знаешь, кто такой Итиро?
Лицо Якудзы осталось бесстрастным, взгляд скользнул мимо лица Хана.
– Где ты услышал это имя?
– спросил он вместо ответа.
– Кажется, я его вспомнил. А Кацуро кто?
На лице Якудза застыла серая маска. Ниндзя странно посмотрел на учителя и быстро отошел прочь.
Напряженное молчание было неожиданно нарушено, стремглав влетевшим в спортивный зал мальчишкой, который крикнул, чтобы Хан бежал поскорее домой, потому что его отец убивает его брата, а вызывать милицию никто не решается.
Хан давно уже жил отдельно от родителей. Когда он поступил в колледж, то, заработав на нескольких коммерческих боях, он смог снять квартиру во Владивостоке и даже купил машину. Когда он сообщил, что будет жить отдельно, то увидел облегчение на лицах Олега и Полины, не сожаление, а именно облегчение, словно они только что сбросила с плеч тяжелый груз ответственности. Переживал только Сашок.
Сашок, был худеньким парнишкой с массой тела ниже средней для своего возраста. Мать то и дело лечила его от каких-то врожденных заболеваний. Русоголовый голубоглазый, он был похож на своих родителей во всем, кроме отношения к брату. Сашок гордился братом, почти боготворил его. Если Сашку по его слабости и не доставались пинки и подзатыльники, то только благодаря большому авторитету старшего брата. Со временем Сашок даже стал пользоваться своим родством в корыстных целях. Он мог подойти к соседу по улице и потребовать:
– Дай покататься на твоем скейтборде, а то брату скажу, что ты меня стукнул.
Конечно, владелец скейтборда не хотел познакомиться с железной хваткой Сашкиного брата и с огромным сожалением расставался с новенькой доской на колесиках.
К 13-ти годам Сашок стал упрям и своенравен, так что матери приходилось не сладко. Он перестал слушать мамины запреты и следовать ее советам. В семье у него был только один кумир - старший брат.
Когда Хан уехал, Сашок, оставшись без поддержки старшего брата, оказался в самых низах школьной иерархии. Пытаясь вернуть себе хоть немного уважения, он связался с группой подростков, которые занимались в школе сбытом наркотиков, и был пойман за этим занятием в школьном туалете.
Отец примчался с работы, закрыл мать в соседней комнате, чтобы не мешала, и стал избивать его ремнем. Он гонял его по комнате, не подпуская к дверям, чтобы тот не мог убежать. Из расстегнутых брюк выбилась гимнастерка. Олег был взбешен и орал матерные ругательства в адрес сына.
Хан ворвался в комнату и встал между ними. Отец замахнулся на него с криком "не мешай, это тебя не касается", но был отброшен в угол комнаты, вскочил, уставившись на Хана яростным взглядом. Ремень дрожал в его руке. У другой стены комнаты жался Сашок с руками, израненными острыми краями пряжки. Хан стоял в стойке, готовый отразить любое нападение.
– Не бей его, он же твой сын.
– Вот именно он - мой сын, - крикнул Олег, делая ударение на слове "мой", - И это наши семейные дела. Он - торговец наркотиками! Сын начальника патрульной службы, которая ловит и сажает торговцев наркотиками, сам ими торгует. Что подумают люди? Может быть, это отец заставляет его торговать? Конфискует, а потом сбывает.
Олег тяжело дышал, заправляя гимнастерку в форменные брюки.
– Меня уже давно спрашивают, откуда такой дом, откуда такая машина. Хочешь знать откуда?
– Нет, - пожал плечами Хан, - Я - не прокурор.
Олег как-то сразу остыл. В соседней комнате в закрытую дверь барабанила Полина. Она громко кричала:
– Выпусти, изверг. Я на тебя начальству пожалуюсь, как ты над сыном измываешься. Открой, садист. Немедленно, выпусти.
Олег достал из кармана ключ, и пошел выпускать Полину. Она ввалилась в комнату, где только что происходила баталия и тут же бросилась к Сашку, стала разглядывать его раны и причитать. Олег смотрел некоторое время на жену, суетящуюся около сына, потом сплюнул на пол и сказал: