Нина и лорд
Шрифт:
Ага, вымоет, вместе с жизнью, судя по ощущениям, тускло констатировала я. Ох, боевой маг из Рисая хорош, чего уж там, а вот зельевар посредственный, по ощущениям он не зелье изобрел, а яд, и качает он из меня не проклятия, а саму мою суть.
— Магистр, вы же боевик, а не зельевар — попыталась вразумить похитителя маньяка я, ведь убьет меня от незнания.
— А что поделаешь, моя маленькая дойра. Хочешь жить хорошо, и не такому научишься. Пойми меня правильно, я вовсе не хотел так жестко с тобой поступать. Но ты сама вынудила. Кто меня шантажировал самым низким образом, кто сдал меня лорду карателю? Я по твоей милости лишился всего. Работы, покровительства,
— А вам не приходило в голову, что во всех несчастьях, виноваты вы сами? Если бы вы выполняли свои обязанности как учителя, а не нагибали ни в чем не повинных девчонок, неприятности, может быть, и обошли вас стороной. А что касается маг контроля, то я вас не сдавала, ибо ничего не знаю. Но в свете ваших слов, это — ни вы ли случайно утащили меня в пещеры? — полюбопытствовала я, через силу, скажу я вам, худо мне, очень худо, знание, что надо разговорить похитителя, только и держало на плаву.
— Я, я, чего уж скрывать. А что? Варей платил неплохие деньги за поиск подходящей самки, почему бы не подработать? Только ты не думай, тебя сдавать в лапы айве дея, я не собирался, ты мне самому нужна, это иллюзионист перестарался, за что ты его, собственно говоря, и убила — весело прокомментировал Рисай.
— Магистр, не хочу вас огорчать — сказала я, сплевывая горькую слюну — но меня будут искать и вам не поздоровиться.
— Да, кому ты сдалась, счастье мое? Только дядюшке Рисаю. Я ведь не дурак, Нинуль, попка моя вкусная. Юлю, дочурку твою я оставил. У Варна сразу в тебе необходимость пропала, чего ему за тобой бегать? Сейчас признает ребенка своим, и дело улажено. Зачем ему вредная ведьма под боком? А Моркан за тобой тоже не кинется, я ему от тебя записку оставил, что, мол всё, для дочурки сделано многое, а теперь тебе пора и о своей жизни подумать. Так, что в Тавуре ты нежишься в объятиях Гейна. Чего глазки то округлила, я к этому побегу полгода готовился, все про тебя разузнал. А Моркан поверит, когда он был молод его так жена бросила. Сбежала с маленьким сыном, а потом сгинула на чужбине, старикан очень страдал, да так больше и не женился. Всё свою Марлу ждал, горячая была баба должен отметить, ноги раздвигала на раз, ни чета тебе — притворно упрекнул Рисай, аж противно стало, впрочем, в моем тошнотворном состоянии эта толика пошлости сыграла, весьма малую роль, и без этого блевать хотелось.
Я скривилась от отвращения, вот же упырь озабоченный, бедный дедушка Моркан.
— Моркан не поверит — уверенно сказала я, на голову медленно, но верно наплывала волна забытья. Н-да, что ж мне делать? Тсай и в правду, за мной не кинется, ни к чему ему, ведь если я исчезну с его горизонта, трудностей у него вдвое убавится. А ведь он единственный, кто может решить мою усатую проблемку. Мечты, мечты. Что ж Нина, бери себя в руки, ничего вырулишь сама, не в первой.
— Поверит, не поверит, ни одна ты тут такая умная. Я ведь тебя не просто так умыкнул, уже десяток дней вожу кругами, да тайными тропами, никто тебя не найдет, даже если искать будут, так, что смирись, и готовься к новой жизни —
— Ну, и куда мы направляемся? — мной овладевала странная апатия, мысли путались, и ничего дельного я придумать не могла.
— Так, в Шуфр, Нинусь, страну рабов и их господ. Ты будешь моей верной рабыней, поводок, плетка, и долгие жаркие для тебя ночи. Я как представлю твои белые полукружья в красных шрамах…. Оу, ты мне за все заплатишь, моя дойра — мечтательно, закусывая усы и закатывая глазки профырчал мой похититель, а мне было так плохо, что даже мстительные мысли потеряли вход в мою голову, смотри, как бы я не померла до экзекуции, магистр недоучка.
Интересно, его сразу обрадовать, что женщин рабынь в Шуфре нет или обождать, пока уже его полукружья обдерут стражи правительницы. Ничего, Нина, не все так плохо, еще возможно, мне и дурменцы помогут, не зря же я дочь пустыни. Мне бы только в дороге Богу душу не отдать.
— Ой, что-то не нравится мне, как у тебя глаза блеснули, и не думай даже — Рисай спешился, зажал мне нос рукой, и влил в рот еще немного отравы, дикая боль поплыла у меня по венам, боги предвечные, он убьет меня. Сознание мое стало туманиться, заболело сердце, оно как-то перестало нормально биться, и скакало как полоумный детеныш с мячом. Больно.
— Вы меня убиваете магистр. Ваше зелье яд — выплюнула я, жить то хотелось.
— Не выдумывай, поспишь и оклемаешься. А вообще, мне нравится, когда ты такая вялая и покорная. Вот же Моркан косорылый….
– вскричал Рисай.
Мой паланкин занесло, меня опрокинуло, и я оказалась погребена под балками и шелками, палантин перевернулся, кони ржали и хрипели, много шума и пыли. Что происходит? Сознание, черти тебя разбери, останься со мной, я должна видеть. Я усилием воли заставила себя открыть глаза.
Рисай сломал поручень и за руки грубо выдернул меня из-под завала, солнце слепило глаза, синее солнце, полночная пустыня, на фоне которой весьма эффектно на белом коне гарцевал Тсай.
Меня пробило на хихи, вот же он прынц на белом катере от такой то матери, правда, слегка подгулявший, и помятый, но так во время прилетевший. Жаль, что Рисай, держит кинжал у моего горла, не дает состояться эпическому воссоединению.
— Отпусти ее, крыса — опа неужели, хоть раз в жизни мы сошлись с бандитом во мнении.
Но злобная крыса, не хотела расставаться со своей добычей, Рисай упорно тащил меня к границе песков, а мне становилось все больней, отрава скакала по моим сухожилиям победным маршем, съедала мозг, и заставляла сгущеваться кровь.
Рисай ополоумел, он зажег вокруг нашего скульптурного дуэта кольцо огня, я и сама горела в его огне, сквозь пламенный гул я слышала крики Тсая. И почему все так происходит, и почему ты не удержал меня, бандит? Как жаль умирать. Я глянула на свою обожженную руку, на ней красовался перстень ксифки. Если мне суждено помереть, то я заберу тебя с собой, усатая жирная крыса, подумала я, пальцем проворачивая артефакт.
А дальше началось безумие, я стала пустыней, песком и ветром, который поглотил под собой огонь, и похоронил в своей синеве Рисая. А я куда-то улетала, я рассыпалась, я стала множеством частей, песчинками, в каждой из которых пылала моя душа. И они не могли уже собраться, да и не надо, мне было хорошо, кружится над барханами, может там где-то в сердце пустыни, я повстречаю Борина, и мы сомкнемся с ним в аквамариновом вихре, поговорим за жизнь и посмеемся над былым.
«Знаешь, мне уже не важно, все не так уж важно» — пела я.