Нищета. Часть первая
Шрифт:
— Значит вы…
— Агент полиции, граф, а также на службе у церкви.
— Отлично. Но при чем тут…
— Мы скажем, что произошла ошибка, вот и все.
— Шутите!
— Нисколько. Разве я несу больше ответственности, чем сам префект полиции? Почему же я не могу ошибаться?
— Но, мой милый, как вы ухитрились при республиканском правительстве…
— Министр внутренних дел, пользуясь своей безнаказанностью, все нас покрывает.
— Отлично! Превосходно! Ваша республика не так уж плоха.
— Конечно, для тех, кто умеет ее использовать. Что касается поисков бумаг в хижине нашего заговорщика, то тут и объяснять нечего.
— Вы, Николя, и в самым деле драгоценный человек!
— Надеюсь, вы скажете об этом кому следует.
— При условии,
— Если когда-нибудь счастье улыбнется нам и мы вновь возведем короля на трон, то вспомните, граф, что я был бы неплохим префектом полиции, пожалуй лучшим, чем кто-либо другой. У меня для этого есть все данные.
— В случае надобности я о вас вспомню.
Они вошли в незапертую хижину и начали обыск. Прежде всего открыли шкаф; ключ от него торчал в дверце. Первое, что бросилось им в глаза, был тысячефранковый билет, лежавший на кипе бумаг, тот самый, который Леон-Поль по поручению г-жи Руссеран собирался передать Бродарам. У Николя загорелись глаза при виде находки. Он поспешил спрятать кредитку в портфель, утверждая, что это важная улика, а затем стал рыться в шкафу, надеясь найти еще денег.
Шкаф был полон рукописей; названия некоторых из них весьма обрадовали агентов иезуита. Они отложили в сторону небольшую связку, чтобы показать их своему покровителю до сдачи в полицию. Там были следующие произведения: «Закат метафизических религий». «Заговор здравомыслящих», «Война мракобесам!», «Исследование законов общественного развития», «Революция посредством воспитания», «Гибель существующего режима».
Николя торжествовал: найденного было достаточно, чтобы сгноить их жертву в тюрьме. Вышло так, что, оказывая услугу иезуитам, сыщик послужил в полиции.
Де Мериа искал рукопись «Ошибки» в бумажном море и нервничал, не находя ее. Самое простое в голову сообщникам не пришло: рукопись, которую они искали, вовсе не была спрятана и лежала на полке, заменявшей письменный стол. Там в конце концов они ее и обнаружили.
В тот же вечер, уложив Валери раньше обычного, Бланш де Мериа удобно уселась перед ярко пылавшим камином. Возле нее на столике, рядом с лампой, задрапированной зеленой газовой тканью, лежало несколько свернутых в трубку тетрадей. Она взяла первую из них, исписанную косым размашистым почерком, причем довольно неровным, что давало возможность следить за сменой настроений автора. Из-за множества ссылок, помеченных буквами, и примечаний на полях прочесть толстую тетрадь в желтой обложке было не так-то легко. Но в надежде, что эта рукопись поможет ей завладеть баснословными богатствами Сен-Сирго, Бланш напрягла внимание и начала читать.
ОШИБКА
Часть первая
Глава 1. Трактир «Три воробья»
Дело происходило в дни Второй республики [63] , и посетители «Трех воробьев» — одного из лучших трактиров Иссуара — были демократами. Десятки опустошенных бутылок на столе перед ними свидетельствовали о том, что постоянные клиенты тетушки Тренкане — не дураки выпить. Здесь — как это случается обычно при мало-мальски многолюдных сборищах — были представлены все образцы человеческой породы: от умных, в пользу которых говорило их молчание, до дураков, выдававших себя с первого слова.
63
…Дело происходило в дни Второй республики… — то есть в период французской республики 1848–1851 гг.
Близились выборы, в умах шло брожение. Республиканцы, будучи во власти иллюзий, ждали, что Временное правительство [64] проведет коренные реформы.
— Послушай, Монтавуан, — сказал Пьер Артона, председатель клуба демократов, обращаясь к глуповатому на вид мужчине, ошалело таращившему глаза, — ты не дотронешься до стакана, прежде чем не скажешь все, что хотел нам сообщить. Долго ли ты собираешься ходить вокруг да около?
64
Временное правительство — было образовано во Франции после Февральской революции 1848 г. и осуществляло власть до президентских выборов в конце 1848 г.
— В самом деле, — заметил Мадозе, первый богач городка, — поторопитесь, Монтавуан! Артона спешит домой — боится, что жена его съест.
Артона пренебрежительно скосил на Мадозе свои выпуклые глаза.
— А если бы и так, разве она не права? С каких это пор граждане могут обращаться со своими женами, как со служанками, и заставлять их ждать допоздна?
Мадозе не стал возражать. Он наполнил стакан Монтавуана, но последний под повелительным взглядом Артона не решился даже пригубить его и приготовился начать речь.
— Граждане! — возгласил он. — Прежде всего закройте как следует двери!
Лятюлип, по прозвищу «Брут» [65] , мельник с умным и лукавым лицом, запер дверь, положил ключ в карман и вновь уселся рядом с Монтавуаном.
— Ну, теперь сыпь, старина! — сказал он. — Опорожняй свой мешок! И без лишних слов! Ждем от тебя цицероновской речи.
Монтавуан, пошатываясь, поднялся, заложил одну руку в пройму жилета, покрутил головой, несколько раз попытался открыть рот, но не издал ни единого звука.
65
Брут — римский государственный деятель (I в. до н. э.)
— Что же ты? — вскричал Брут. — Не злоупотребляй нашей добротой! Должен же быть предел и глупости. Выкладывай, что ты хотел сказать, или садись. А если тебе так трудно произнести свою речь, то шепни ее на ухо господину Мадозе; он преподнесет ее нам, разукрасив цветами своего красноречия.
Мадозе кинул на насмешника недружелюбный взгляд. Монтавуан все еще стоял, пяля глаза на Артона, который добродушно промолвил:
— Ну, — валяй же, дружище! Здесь все свои, и нет нужды в особом красноречии. Ты уже высказал свою преданность отечеству и хоть не собираешься стать вторым Мирабо [66] , но служишь республике, сообщая, по мере возможностей, что затевают наши противники.
66
Мирабо Оноре-Габриель (1749–1791) — деятель французской буржуазной революции конца XVIII в.; выдающийся оратор.
— Наши враги! — поправил Мадозе.
— Наши противники, — спокойно повторил Артона. — Итак, Монтавуан, что тебе удалось узнать?
Монтавуан вновь открыл рот и рявкнул: «Долой крыс!» [67] Затем он опять уселся, уткнул лицо в тарелку, полную ореховой скорлупы, и внезапно погрузился в глубокий пьяный сон. Артона не смог сдержать досады и поднялся, намереваясь уйти.
— Постойте, черт возьми! — воскликнул Мадозе, удерживая его. — Неужели гражданка Артона — такая тигрица? Выпьем за республику, и я скажу вам, что у этой пьяной скотины на уме. Уж я-то знаю.
67
В Оверни «крысами» называют сборщиков налога на вино (Примеч. авторов).