Ниссо
Шрифт:
– Я... я... Все может быть... Только...
– Ниссо с сомнением глядит Шо-Пиру в лицо.
– Нет, тебе лучше знать.
– Почему, Ниссо, мне лучше знать?
– Потому что... потому что пиры лучше знают...
– А при чем же тут пиры? Разве я пир?
– Ты? Ты больше. Ты - Шо-Пир, повелитель пиров.
Шо-Пир расхохотался так, что Ниссо смутилась: "Что глупого я сказала?"
– Ты слышал, Бахтиор?
– сквозь смех говорит Шо-Пир.
– Вот, выходит, за кого она меня принимает... Это надо ж придумать! Словом, я вроде бога... Все дело, оказывается в моей кличке. Сдержав, наконец, смех, Шо-Пир умолкает
– Тебе пока этого, Ниссо, не понять, - тихо обращается Шо-Пир к Ниссо.
– Да и никто здесь, пожалуй, не понял бы. Но вот есть такое русское слово: машина.
Он молчит и опять размышляет о прошлой своей жизни и о прежней, никому здесь не понятной профессии... Сколько профессий он приобрел в Высоких Горах! Научился делать двери, кровати, столы, табуретки, стараясь доказать сиатангцам, что пользоваться ими удобно. Выстроил этот дом, не похожий на другие, сообразил, как надо закладывать шпуры - взрывать порохом гранитные скалы; не хуже любого караванщика может вьючить лошадь, верблюда, осла; научился шить белье из грубой домотканой материи, накладывать лубок на сломанную руку и изготовлять мази для лечения трахомы; находить путь по звездам и переменчивым отблескам льдов, свисающих с остроконечных вершин; делать бумагу из тутового корня; сооружать плоты из надутых козьих шкур... Кто он теперь? Плотник и врач, портной и охотник... И еще ирригатор. И еще агроном... Да, не меньше десятка профессий заменили ему здесь ту одну, какою он жил, пока добровольно не пошел в Красную Армию после т о г о...
При этом воспоминании лицо Шо-Пира передернулось, спокойные глаза зажглись болью и ненавистью... Но говорить об этом нельзя и лучше даже не думать! А вот о Красной Армии можно. Бахтиор и Гюльриз, кажется, уже знают все о скитаниях отряда по горам в погоне за басмачами. Это понятно им. Но как сделать понятным для Ниссо, для Гюльриз, даже для Бахтиора рассказ о культуре больших городов, о технике двадцатого века, о железных и шоссейных дорогах? Как разъяснить им свою профессию, если не только автомобиля, но и вообще какого бы то ни было колеса никто никогда здесь не видел, и если нет здесь ни одной дороги, кроме узких головокружительных тропинок, что вьются над отвесами пропастей?
И, взглянув в глаза Ниссо, внимательные, выжидающие, Шо-Пир полушутя стал объяснять ей, что там, в далеких и не похожих на эти краях, он был погонщиком огненных лошадей, - нет у них ни кожи, ни мяса, ни головы, ни ума, ни сердца, - они сделаны руками людей из железа и дерева, люди ездят на них там, за пределами гор. Есть места такие широкие, что хоть месяц не останавливайся, - ни одной горы не увидишь.
– Есть русское слово "шофер", - добавил Шо-Пир после долгого рассказа.
– Называется так человек, который ездит на... ну, скажем, на железных лошадях и управляет ими. Когда я пришел сюда, - Бахтиор, ты помнишь, наверное, - Бобо-Калон спросил меня: "Кто ты?" Я ответил "Шофер". А попробуй, Ниссо, на своем языке сказать "фф". Не выходит, вот видишь? На твоем языке это выйдет: "пп", вот меня и назвали "Шо-Пир", а я не виноват, что на вашем языке это значит: повелитель пиров... У нас и слова такого нет... Смеялись надо мною, Ниссо, потому меня так и назвали... А теперь скажи, поняла ты, что такое "машина"?
– Не знаю, Шо-Пир, - задумчиво произнесла Ниссо.
– Может быть, поняла.
– Ну, когда-нибудь ты поймешь это лучше, сегодня покажу
– Видела его, - тихо произнесла Ниссо.
– Ну?
– улыбнулся Шо-Пир.
– Во сне?
– Во сне тоже видела... Ночью...
– И осталась жива?
– Вот жива... Теперь его не боюсь...
В разговор вмешалась Гюльриз:
– Не надо говорить об Аштар-и-Калоне... Нельзя говорить!
– А ты мне другой раз расскажешь о нем, Ниссо?
– спокойно спросил Шо-Пир.
Ниссо ответила не сразу и очень серьезно:
– Тебе, Шо-Пир, может быть, расскажу...
7
После обеда все вместе направились к дому. Ниссо попросила у Гюльриз большое деревянное блюдо, сказав, что хочет принести собранные ягоды, и ушла в глубь потемневшего сада. Шо-Пир вошел в дом и вынес из него свой старенький граммофон.
– Показать ей хочешь?
– спросил Бахтиор.
– Молчи, - лукаво подмигнул Шо-Пир.
– Клади под платан кошму, пока Ниссо не вернулась.
Сев на кошму вместе с Бахтиором, Шо-Пир быстро приладил крашенную голубой краской трубу, выбрал пластинку и, наложив иглу на ее виток, отодвинулся от граммофона. Гюльриз осталась в доме: она до сих пор с недоверием относилась к этому "полному дэвов" ящику и предпочитала слушать издалека.
Едва раздались слова пушкинского "Я помню чудное мгновенье", Бахтиор вскочил.
– Я позову ее.
– Сядь, - дернул его за рукав Шо-Пир, - и не смотри туда, пусть она думает, что мы забыли о ней.
Бахтиор вспомнил, как сам он весною испугался, услышав этот голос впервые. Он едва сдерживал смех. Шо-Пир привалился к стволу платана.
Слова романса разносились над садом, полные властной силы. Шо-Пир не оглянулся, когда хрустнув веткой, из-за деревьев осторожно выглянула Ниссо. Бахтиор, сидя спиною к ней, уже давился беззвучным смехом. Ниссо помедлила, осмотрелась, прислушалась... Осторожно поставила на траву блюдо, полное ягод, неслышно подошла, остановилась, слушая, присела на край кошмы... Ни единым жестом не выразила она своего удивления; внимательно вгляделась в лицо явно не замечающего ее Шо-Пира, перевела восхищенный взор к трубе и, чуть приоткрыв губы, замерла. Она, казалось, всем существом впитывала летящий над садом голос.
Когда пение оборвалось, она вздохнула и, встретив испытующий взгляд Шо-Пира, спросила:
– Шо-Пир, что это?
– Машина.
– А человек где?
– Какой человек?
– Душа которого здесь, - указала Ниссо на трубу.
Шо-Пир не улыбнулся.
– Далеко отсюда. Если пешком идти, надо год идти, - есть город, самый большой город всех русских и всех народов, у которых советская власть. Этот город называется Москва. Слышала ты это слово?
– Нет, Шо-Пир.
– Запомни: Москва. Человек, чей голос ты слышала, живет в Москве. А душу свою в эти непонятные тебе слова вложил великий русский человек, которого звали Пушкин.
– Он тоже в Москве живет?
– Нет, Ниссо... Умер он... Девяносто лет назад... Что же ты, Бахтиор, не смеешься, ты же смеяться хотел?
Смущенный Бахтиор ничего не ответил, а Ниссо нетерпеливо спросила:
– А кто его душу кормит?
Шо-Пир сдержал улыбку.
– Тебе это трудно понять, Ниссо. Но я постараюсь тебе объяснить...