Низушка айсберга
Шрифт:
Так… хватаемся за предложение, не выпускать ни за что.
Когда вам удобно с нами встретиться?
А разве мы сейчас не встречаемся? – так и хочется спросить. Не спрашивает. Отвечает:
– Хоть сейчас.
Членистоногие грузно поднимаются, невнятным жестом зовут за собой. Рустам идет – медленно, как по воздуху, не оступиться бы, не… Черт, чего ради я всего бояться начал, не маленький, чай… нет, Андрейка наглее… пробивной… Ничего, наглость – дело наживное… Уж медведей на мотоцикле учат кататься,
Входите.
Первый раз Рустам входит в святую святых, в темный шар, зависший над поляной в лесу. Боязно. И опять же боязно – как войти, как сесть, как лечь… свернулся в какую-то немыслимую позу, ничего, вроде, молчат, терпят…
Знать бы, что они с этими мозгами делают… Жуткая все-таки картина, это же, получается, цвет человечества вырубаем… а что цвет, он бы так и зачах у нас, этот цвет, можно подумать, кому-то это надо все… стишочки, картиночки… Так что это не к Рустаму, это вон… к людям… ко всем…. К…
Выходите.
Рустам не выходит – выпадает, тело не слушается, становится непомерно тяжелым. Черт… Нет уж, с вашего разрешения я лягу… вытягивается на полу, и снова никто слова не сказал… делай, что хочешь.
Мы хотим… предложить вам новую должность. Начальник отдела.
– Сочту за честь.
Повторяет мантру – я смогу, я сумею, у меня получится.
Вы самый лучший работник. Мы хотим наградить вас.
– А-а… большое спасибо.
Что вам хочется?
Что мне хочется… все мне хочется. Квартиру хочется, надоело по съемным углам жить. Машину… чтобы приличную, а не это вот горе, на котором езжу. Потом…
Ох ты черт…
Только сейчас понял. Сидят. Записывают. Слушают… мысли Рустама.
А раньше не говорили, что мысли читают… Да чего ради они должны перед работягой своим отчитываться…
Хорошо, Рустам. Мы все сделаем. Пройдемте…
Рустам идет – кто-то уже сует ему в руки пятитысячные банкноты, много, кто-то распахивает перед ним двери… нет, что-то здесь не так… Рустам бросается назад – движимый каким-то инстинктом, не успевает, мир рассыпается болью…
Готово?
Готово.
Сердце мое в радости. Надежного взял?
Надежного.
Сердце мое в радости. Покажи оружие.
Вот оружие. Хорошее оружие. Знатное оружие.
Из чего сделано?
Из злого сердца сделано.
Из жестокого сердца?
Из жестокого. Своих предавал, не щадил.
Дай взглянуть.
Взгляни.
Плохое оружие.
Чем плохое?
Слабое. Другое надо. Еще хуже сердце взять надобно.
Возьму.
– Ан Дре? Ан Дре, – неловко щелкает клавишами, слушает гудки, включает автоответчик, – Андрей, мы хотим вас видеть. Встретимся завтра в полдень. Вы нужны нам. Мы платим… за ваши мозги.
Колючка
Синие
Нескончаемый снег на нескончаемой стене.
– Ну… смелее!
Говорю шепотом. Даже не шепотом, это и на шепот не похоже. Здесь нельзя шептать, ночь услышит, ночь, она все слышит.
Так что я даже не шепчу. Просто чуть шевелю губами. Мне кажется, она услышит мой шепот.
Не ночь.
Она.
Юлька.
Осторожно карабкаемся на стену. Думаю, когда кончится эта чертова стена, должна же она когда-нибудь кончиться.
Обязана.
Юлька коротко вздыхает. Холодеет спина, неужели это случилось, неужели…
– Все в порядке, – шепчет Юлька одними губами.
Верю. Что все в порядке. Надо верить, только это мне и остается…
– Ты идиот, что ли?
Девчонка. Волосья торчком, что за мода у них пошла идиотская. Перешагивает на во-от такенных каблучищах, орет:
– Идиот, что ли? А если бы порезал меня, тогда что?
Хочу извиниться, отодвинуть копьецо, правда что, размахался тут, аки рыцарь. Вместо этого огрызаюсь:
– И порезал бы, и чего?
– Ты чего, чокнутый вообще? Не понимаешь?
Ухожу. Молча. Проклинаю себя, что ухожу, даже не спрашиваю, а что такое…
Черт…
Хватаюсь за колючую проволоку, раздираю руку в кровь.
Черт.
Это ничего.
Только бы с Юлькой ничего не случилось.
А с ней не случится.
Я верю.
Здесь мне только и остается, что верить.
– Норму хлеба урезали, слыхал?
Смотрю на Светку, не понимаю, не верю, куда еще урезать-то.
– Кончай шутить уже, петросянша чертова…
– Да серьезно говорю тебе, резанули сегодня.
– Охренеть не встать. А жить как теперь?
Светка подмигивает.
– Ничего, худее будем.
Хочу ответить – куда уж худее, не отвечаю.
Провожаю Светку до её клетушки, уже который вечер провожаю, когда она, наконец, поймет, что неспроста я это делаю…
Светка придвигается ко мне, говорит шепотом:
– Ты чего Юльку-то обидел?
– Это кто вообще?
– Кто, кто, будто сам не знаешь… чуть копьем её не пырнул.
– Ну и пырнул бы, и чего? Подумаешь, принцесса. Чего, особенная, что ли, какая?
Светка смотрит на меня. Нехорошо смотрит.
– Ты вообще идиот или как?
– Да что с ней не так?
– Что, что, будто сам не знаешь…
Должна же кончиться эта чертова стена…
Обязана. Видели же мы, что стена не бесконечная. Днем видели. А ночью она, может, бесконечной становится. Мало ли какую стену выдумают на границе Конфедерации.
Камни шуршат под ногами, предательски осыпаются. Хочу окликнуть Юльку, как она там. Не окликаю. Нельзя не то, что кричать – дышать нельзя, чтобы не услышали на охране.