Нобелиат

Трахимёнок Сергей

Окончательно пришел в себя, когда открылась кормушка и подали чашку каши, кусок хлеба и чай в помятой алюминиевой кружке.

– Помоешь и вернешь посуду, – сказал охранник.

Крамор выпил чай, съел хлеб, а кашу выбросил в унитаз, потом помыл под краником посуду, вытер руки носовым платком и сел на нары, обдумывая не столько предложение издателя, сколько финал разговора.

Так он думал до того момента, пока снова не открылась кормушка и охранник не произнес:

– Отбой, – а потом пояснил, – можно лечь…

Утро

следующего дня началось с того, что его вывели сначала на прогулку, а потом поместили в бокс, где невозможно было сесть и приходилось только стоять. Правда, там он пробыл недолго, минут через пятнадцать посадили в автозак, где находилось пять вчерашних задержанных. Среди них был и парень в желтой куртке, с которым он сидел рядом в омоновском автобусе.

Парень сразу же протянул руку и представился:

– Алесь.

– Крамор, – ответил он.

– Тот самый? – удивился парень.

– Что значит – тот самый?

– Значит, что тот самый Крамор с нами.

– С кем это с вами?

– С правильными пацанами, – не то в шутку, не то всерьез вставил свои пять копеек в разговор мужик, сидевший на лавочке рядом с Крамором.

Автобус тронулся, и все в салоне покачнулись.

– Куда нас? – спросил Крамор.

– В суд, – на правах старожила ответил парень.

– А я вот расскажу быль, – сказал еще один задержанный, – она вызвана выражением «тот самый».

Это был пожилой мужчина с академической бородкой. Правда, за минувшие сутки он зарос щетиной и не выглядел академиком, который следит за своим внешним видом.

– Он историк, – пояснил Крамору Алесь, – и набит фактами…

– Так вот, – продолжил историк, – в советские времена главный редактор «Известий» работал над какой-то статьей. Было далеко за полночь, он так увлекся, что весьма раздраженно отреагировал на телефонный звонок, раздавшийся среди ночи.

В негодовании он не просто снял, сорвал трубку и только открыл рот, чтобы отбрить наглеца, посмевшего побеспокоить ночью, как из трубки раздался голос:

– Это Сталин говорит…

Еще не вполне осмыслив сказанное, редактор, словно спущенный курок, уже не мог остановиться.

– Какой такой Сталин? – заорал он.

– Тот самый, тот самый, – тихо ответил голос, и в трубке послышались частые гудки.

– И что было потом? – спросил его сосед.

– После этого он много дней ждал продолжения разговора, но так и не дождался.

– Поседел, наверное, за это время? – уточнил сосед.

– Он поседел в ту же ночь, – подтвердил историк.

– А давайте предположим, о чем думал главный редактор, после того как вождь не стал с ним разговаривать? – заметил сосед.

– Наверное, подумал, что надо как-то разъяснить ситуацию… – произнес Алесь.

– Вы плохо знаете историю, – сказал историк, – не ощущаете накала страстей того времени. Чтобы все это понять, расскажу про один случай. Он произошел с известным белорусским писателем,

который после войны учился в Литинституте. Правда, принят был как партизан условно…

– То есть кандидатом? – спросил Алесь.

– Нет, что вы, его приняли именно условно, потому что не имел среднего образования и параллельно учился в одной из вечерних школ Москвы. А руководителем семинара у него был литературный критик и специалист по творчеству Гоголя. И вот однажды ИМЛИ [2] выпустил книгу к юбилею Гоголя.

2

ИМЛИ – Институт мировой литературы.

Мастер ознакомился с ней, увидел множество ляпсусов, главным из которых стал тот, что из Гоголя сделали почти пролетарского писателя. Пройдя с карандашом по книге, мастер написал письмо в отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) и отослал туда книгу и письмо. И вдруг к нему приезжает глава советских писателей Александр Фадеев.

– Ты что там написал? – спросил он у мастера.

Тот начал было объяснять, но Фадеев прервал:

– Нас с тобой к Хозяину вызывают…

– А что я там должен говорить? – спросил мастер.

Фадеев на него посмотрел и сказал медленно с каким-то тайным смыслом:

– Говорить будешь, когда я скажу…

Автобус качнуло, и он остановился. Все стали подниматься со своих мест.

– Это надолго? – спросил Крамор у Алеся.

– По-разному, – ответил тот.

Пассажиров провели и разместили в помещении, больше похожем на камеру.

– И что было потом? – спросил Крамор историка.

– Погоди, – ответил тот жестко, – я на процесс настроиться должен, да и вам стоит сделать то же самое.

– Так я оказался там случайно.

– Я тоже… – сказал историк и подмигнул Крамору.

– Понял, – ответил Крамор. Хотя, честно говоря, не понял вообще ничего. Дверь комнаты открылась, и омоновец произнес:

– Буцкий.

Парень в желтой куртке поднялся и пошел к выходу.

Пробыл он вне комнаты минут тридцать… Когда вернулся, то молча показал присутствующим десять растопыренных пальцев. Затем настала очередь историка, а потом вызвали Крамора.

ТРОГЛЫ

Следующий день начался с того, что подросток с палкой разбудил детей, построил и повторил обучение. Показывал палкой на железную птицу, и все правильно ответили на вопрос. А вот с одноглазым чудовищем так не получилось, и каждый из тех, кто ошибся, получил удар палкой.

После этого подросток показал пальцем на свою грудь и произнес: «Хло».

И каждый в клетке повторил его имя.

А потом Хло подходил к мальчику, показывал пальцем на себя. Ребенок говорил: «Хло». После этого Хло показывал пальцем на грудь мальчика, и тот произносил свое имя.