Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем
Шрифт:
– Пойдем мы реку дождя просить, богов и богинь славить! – провозгласила Молигнева. – Все ли здесь наши?
– Все! – дружно закричали женщины и девушки.
– А нет ли здесь кого чужого? – Под «чужими» сейчас подразумевались не только иноплеменники, но и мужчины.
– Нет!
– А кто будет дождя просить?
– Я буду, матушка! – Шагнув вперед, одна из молодых женщин поклонилась.
Ее имя, унаследованное от бабок, было Росомана, что означало «та, что приманивает росу» – нечто вроде должности жрицы в храме, со временем ставшее именем, но не переставшее вместе с тем означать должность. Та, которой по порядку смены поколений доставалось это имя, вместе с тем получала и ведущую часть в обрядах вызова дождя. Если же вдруг, сохрани Перун, у нее это получалось
– А кто будет сторожить? – снова спросила Молигнева.
– Я буду сторожить! – отозвалась Лютава, выбегая из ворот.
Ей для нынешнего случая пришлось надеть накидку из волчьей шкуры мехом наружу, и она завидовала прочим, одетым в рубашки или в одни цветы. Но что поделать: назвали волчицей – полезай в шкуру, как смеются издавна волхвы-оборотни. В руках она держала сразу две сулицы. На поясе звенели многочисленные обереги, в основном в виде маленьких железных челюстей и ножичков. При таких обрядах ее задача состояла в том, чтобы охранять участниц и место от осквернений, не подпуская близко тех, чей взгляд мог испортить священнодействие, а присутствие – оскорбить богинь. При проведении женских обрядов этими врагами считались мужчины – те, кто в седой древности не допускался до бесед с богами и ничего не смыслил в ворожбе. Лишь со временем, захватывая власть в земных делах, мужчины вырвали у жриц и право на волшбу, но разница между мужской волшбой и женской до сих пор сохранялась.
– Кого себе в помощь возьмешь? – спросила ее Молигнева.
– Возьму… – Лютава показательно закрыла глаза, покрутилась немного на месте, потом вдруг резко ткнула наугад: – Ее!
Раздалось несколько выкриков: рука «волчицы» указывала на Замиру.
– Смотри, сестра, сторожи хорошенько! – Подойдя, Лютава вручила сводной сестре сулицу. – Чтобы не видел нас ни дух придорожный, ни бурый медведь, ни черен чуж человек! А завидишь кого – кричи во всю мочь!
Впереди Молигнева, Володара и Любовидовна, как самые старшие женщины племени, потом Росомана, потом все остальные женщины двинулись к реке. Последними шли Лютава и Замира. Молигнева запела, и вся толпа подхватила за ней:
Ложилась я спать ночкой темною —Темным-темно!Вставала я в красную зарю утреннюю —Светлым-светло!Умывалась я водой ключевой,Утиралась белым платом,Белым платом, узорчатым!Шла я из дверей в двери,Из ворот в ворота,Шла путем-дорогою,Сухим сухопутьем!Пришла я во чисто поле,На быструю реку!Распевая, угрянки двигались, обходя луговину и рощу, к низкому берегу реки. Здесь, на широкой отмели, которую от Ратиславля загораживал лес, издавна проводились женские обряды, для которых требовалась вода.
Когда показалась река, Росомана вышла вперед, держа перед собой огромную охапку цветов, перевязанную белым вышитым полотенцем, и запела:
На море на окияне, на острове на Буяне,Есть бел-горюч камень,А в камне том скрыта сила могучая,Никем не виданная,Никем не знаемая,Никем не считанная.За камнем сидит Мать Вода,В медном городе, в железном тереме,В неволе заключенная,В семьдесят семь цепей закованная,За семьдесят семь дверей запертая,За семьдесят семь замков,За семьдесят семь крюков!Женщины повторяли за ней, и каждой казалось, что сила заклятья, повторенного без малого сотней голосов, поднимает дух от земли и несет в небесные луга, где живет Сварог, где хранятся, оберегаемые предками, запасы небесной воды, о которой они просят. А для Росоманы их духовные порывы становились лестницей в небеса: опираясь на слаженную силу сотни душ, она посылала свой дух и полет и стучалась в золотые ворота богов. Она принадлежала к «верхним» волхвам – тем, кому открыта дорога в Верхний мир.
Ты, Сварог-отец, встань, пробудись,Умывайся ледяной росой,Утирайся белым облаком,Облекайся, наряжайся частыми звездами!Возьми двенадцать ключей,Отомкни двенадцать замков,Отвали двенадцать камней! —призывала Росомана, встав над берегом, и женщины вместе с ней кланялись воде.
Ты, Перун-отец, встань, пробудись!Умывайся ледяной росой,Утирайся белым облаком,Облекайся, наряжайся частыми звездами!Возьми золотое копье,Ударь в тучу темную, в тучу каменную,В огненную и пламенную,Пролей часта дождичка!Росомана первой пошла в воду, за ней потянулись сначала жрицы и девушки, одетые в травы и цветы, потом и остальные женщины, кому хватило места, забрели в воду по колено. Молигнева и Росомана зашли в реку глубже всех, по грудь, и травы, в которые они были одеты, плыли рядом с ними. Девушки окружили обеих жриц и стали брызгать водой на них и друг на друга: плеск воды заглушал слова заклинания, и все женщины в воде и на берегу кричали наперебой, стараясь, чтобы божества непременно их услышали:
– Пришли нам часта дождичка, на сине море не вырони, на лес дремучий не вылей! На ветре не посуши, на солнце не попали, а пролей дождичек над нивой широкой, на рожь, на пшеницу, на горох, на просо, на овес!
Росомана развязала полотенце, выпустила из рук свою охапку цветов, цветы поплыли по воде. Девушки побежали следом, подгоняя цветы, чтобы плыли быстрее. Вся река закипела: женщины вовсю плескали водой друг на друга, кричали: «Как на тебя льется, так чтоб дождем на землю лилось!» – и яростнее всего десятки рук плескали на Молигневу, потому что именно она сейчас была Макошью, богиней-землей, которой требовался дождь.
Почти вся река до поворота наполнилась движением, визгом и плеском. Молодые девушки носились друг за другом, плескались, падали, били по воде, кричали, и вся река казалась зеленой от плывущих по воде трав и цветов. Растущие по берегам деревья, отраженные в воде, тоже, казалось, плыли. Мокрые, с намокшими волосами, увитые такими же мокрыми обрывками зелени, девушки напоминали берегинь, которые вот так же купаются в этой реке в конце весны. И возможно, сама веселая берегиня Угрянка, выйдя из своих глубин, незримо резвилась вместе с земными женщинами. А уж Перун, глядя с высоты на это изобилие гибких юных тел, непременно должен был пролить на землю свою живительную влагу! Тем более что все мужчины, пока женщины ходили на реку, отправились к Перунову дубу с дарами Перуну Мокрому, [19] чтобы в свою очередь тоже попросить его о дожде.
19
В позднем русском Средневековье был распространен культ Ильи Мокрого, которого просят о дожде, и Ильи Сухого, которого просят, наоборот, о прекращении затяжных дождей, вредных для урожая. Не приходится сомневаться, что здесь мы видим остатки культа Перуна, функции которого принял Илья Пророк. Причем есть мнение, что сам библейский Илья является очередным воплощением Громовержца.