Ночь и город
Шрифт:
— Может, ты и права, но…
В коридоре послышались тяжелые шаги.
— Это Адам! — сказала Хелен. — Все! Больше ни слова о клубах!
Она прошла в его комнату. Адам стоял у зеркала, изучая синяк на шее.
— Милый! — воскликнула Хелен. — Ты что, ударился?
— Нет. Старый Али немного перегнул палку, только и всего. Ты бы на него посмотрела. «Борись, черт тебя дери, борись! Тьфу! Ударь меня, если сможешь! Будь мужчиной!..» И бах, бах, бах! Вот это старикан!
— Ужас какой-то… А это что? — Она показала на большой прямоугольный пакет, лежащий на
— Глина.
— Но, Адам, дорогой, ты ведь еще даже и не притронулся к той глине, которая у тебя есть.
— Я начну, когда у меня будет время.
— Знаешь, дорогой, тебе пока не следует тратить на это деньги. Мы должны откладывать.
— Откладывать? Разумеется. Но разве не на это мы откладываем?
Хелен не сказала «нет». Она просто вздохнула:
— Сядь-ка и поцелуй меня.
— Я так рад снова тебя видеть, — сказал Адам.
— Адам, я хочу кое-что спросить. Сколько у тебя денег?
— Точно не знаю, но что-то около сорока пяти фунтов.
— Знаешь, я тут подумала… нам так нужны деньги…
— И что? Разве я не пытаюсь их заработать? Разве я не торчу каждую ночь в клубе? Или, по-твоему, я должен ограбить банк? Или устроиться куда-нибудь еще и на день?
Пальцы Хелен легонько поглаживали его затылок.
— Адам, дорогой, не надо раздражаться…
— Я и не раздражаюсь.
— Я просто подумала…
— О чем?
— Мм… Мы ведь не собираемся задерживаться в клубе надолго…
— Надеюсь.
— Я так и думала. Но, пока мы этим занимаемся, я тут подумала, просто подумала — как это несправедливо, что Носсеросс забирает себе львиную долю того, что мы зарабатываем на этой тяжелой работе.
— Ты называешь это тяжелой работой? По-моему, это самые легкие в мире деньги.
— Да, милый. Но, согласись, Носсеросс забирает себе львиную долю прибыли и… Я подумала, что, пока мы этим занимаемся, лучший способ заработать настоящие деньги — это… — она помолчала, переводя дыхание, и выпалила: — объединить наши средства и открыть собственное заведение.
— Какое заведение?
— Что-то вроде клуба… клуба для вечеринок. Ну, что ты думаешь?
— Думаю, что это ужасно. Я пытаюсь покончить с этим занятием, а не влезать в него по самые уши.
— Но, милый, это лишь на какое-то время.
— Нет, на какое-то время не получится, — ответил Адам, — это будет уже навсегда.
— Нет, не навсегда! За год мы смогли бы заработать три или даже четыре тысячи фунтов.
— Возможно, — сказал Адам, — но в том-то и дело: никто в мире еще не отказывался от четырех тысяч фунтов.
— Но ведь нам нужны деньги, дорогой, нам очень нужны деньги, разве не так?
— Ты зря тратишь время, моя милая, — я не желаю это обсуждать.
Небольшой опыт общения с мужчинами кое-чему научил Хелен. Она кротко проговорила:
— Ладно, дорогой. Не злись на меня.
— Как я могу на тебя злиться, моя милая Хелен? — воскликнул Адам.
Она поцеловала его, прижимаясь к нему всем телом; и, несмотря на то что ее поцелуй и его незамедлительный ответ на него моментально пробудили в ней желание, она не потеряла голову, продолжая думать о своем. Адам рывком задернул занавески и, вернувшись на диван, снова поцеловал ее.
— Нет, не сейчас, — сказала Хелен.
— Почему, в чем дело? Ты, случайно, не?..
— Нет, со мной все в порядке. Просто я сначала хотела поговорить с тобой. Я… ох, я не знаю, мне так тревожно.
— Отчего?
— А, Адам, неужели деньги — это проклятие?
— Конечно. — Адам начал ласкать ее, массируя плечи и спину медленными, размеренными движениями.
Хелен затрепетала всем телом. Она приблизила губы к его уху и прошептала:
— Радость моя, а может, все-таки… может, все-таки нам стоит подумать над тем, что я только что сказала? Это будет совсем ненадолго, зато потом ты сможешь спокойно работать, в тишине и…
— Нет!
Хелен отпрянула от него и разразилась слезами.
— Знаешь, кто ты? Ужасный, кошмарный эгоист!
— Но… Хелен! Хелен, милая, послушай! Как только мы ввяжемся в клубный бизнес, мы в нем погрязнем, мы уже больше не сможем заниматься ничем другим? Ты это понимаешь? Ты когда-нибудь слышала об игроке, который был бы в состоянии покинуть казино, забрав свой выигрыш? Нет, Хелен, мы не должны в это впутываться, иначе нам никогда не выбраться.
— О… значит, у тебя нет силы воли, вот в чем дело! Человек, у которого есть сила воли, никогда не стал бы так говорить! Это нужно для твоего же блага, и моего тоже…
— Не плачь, прошу тебя, ради всего святого, только не плачь! — проговорил Адам, который не выносил женских слез. — Послушай, Хелен… Хелен!..
— А… не желаю ничего слушать! Какими только глупостями ты не занимался столько лет и ни гроша не заработал! А теперь вбил себе в голову, что не хочешь много зарабатывать! Я…
— Но это неправда! Я не…
— Нет, это так! Бояться легкой жизни! Ничего глупее я никогда не слышала! Значит, видимо, остаток дней нам суждено провести в какой-нибудь жалкой и грязной дыре, рассуждая на возвышенные темы, например о скульптуре, которой ты все равно не занимаешься! Какая скульптура? Я никогда не видела ни одной твоей работы. О, не говори ни слова! Уходи! Ты просто дурак! Слабак! Самонадеянный глупец!..
— Но Хелен! Ты меня не так поняла! Мне нужны деньги точно так же, как и тебе. Мне тоже нравится их тратить. Просто я терпеть не могу эту работу в клубе — вкалывать всю ночь и потом весь день спать. Это отвратительно! Я это ненавижу!
— О! Значит, если бы ты был шахтером, все было бы в порядке? Ты, наверное, гордился бы собой? Значит, если ты не покрыт мозолями с ног до головы и вынужден носить чистую рубашку, этот бизнес — грязный?
— Это значит паразитировать…
— Паразитировать! Что ты привязался к этому слову, в самом деле? Да и что, в конце концов, это значит — паразитировать? Ты, видно, предпочтешь умереть с голоду в какой-нибудь каморке и не заниматься скульптурой вовсе, нежели посвятить два-три месяца работе, которая тебе не по вкусу, чтобы потом год заниматься любимым делом в свое удовольствие… О…