Ночь последнего дня
Шрифт:
— И знаешь что, — немного подумав, изрекла она. — Сдается мне, прячется он. А вот теперь мне даже кажется почему-то, что он тебя раньше знал, что знакомый твой давний.
— С чего вдруг?
— Ну, похоже… Уж и не знаю, как объяснить. Выспрашивал, а морда грустная такая. И как я про Ника сказала, ну, что он у тебя частый гость, он вроде как расстроился. Я вот что думаю, может, и не маньяк он вовсе? Может, любовь твоя какая давняя? Сел в тюрьму, вышел, а у тебя уже другой. Мы ведь, бабы, сами хороши, редко какая по-настоящему ждать умеет, а
— Заткнись, пожалуйста, — попросила я. — Нет у меня старых знакомых, которых я из тюрьмы не дождалась.
— Да? Ну и хорошо. Тогда выходит, что маньяк. Ой, только чего ж тут хорошего?
Честно говоря, при упоминании о «старом знакомом» сердце у меня заныло, что было и неожиданно, и неприятно, потому что я некстати вспомнила Пашку. Однако маловероятно, что он был в тюрьме. Ник бы наверняка мне об этом сообщил. И в город он вряд ли вернется. Хотя, как знать, времени прошло много, и его предполагаемые разногласия с тем же Ником потеряли свою актуальность. За эти годы он мог очень измениться, и от былой красоты могло ничего не остаться. Но близко посаженные глаза это не про него. Хотя принимать Любкины слова всерьез… Скверное чувство меня не оставляло, и чем дальше, тем сильнее оно становилось. Понаблюдав за эффектом, который произвел на меня рассказ, Любка, повторив: «Выходит, маньяк», отбыла в неизвестном направлении.
— Что она тебе напела? — спросил Виссарион, дождавшись, когда за ней закроется дверь.
— Маньяков боится, — вздохнула я. Любкины страхи были общеизвестны, если ей верить, маньяки в нашем городе водились в изобилии и по неведомой причине тянулись к ней, как алкаш к бутылке. Маньяками она беспрестанно пугала всех, но особенно, конечно, себя. Хотя лично я ни о каких маньяках не слышала, а если они и обретались по соседству, то вели себя смирно.
— Кто-то действительно тобой интересовался, — взглянув на меня поверх очков, заметил Виссарион.
— Откуда знаешь? — насторожилась я.
— Люди говорят, — пожал он плечами. — На улице нет секретов.
— Тебя тоже выспрашивали?
— Меня только твой новый знакомый. А вот девкам вопросы задавали. Молдаванке, к примеру. Она, кстати, того мужика с Гороховым видела. А тот ведь вроде помер?
— Ага, — сказала я, устраиваясь за стойкой напротив него. — Это меня очень интересует.
— К Молдаванке подсел в баре мужик, похоже, тот же самый, что и к Любке подкатывал. Налил водки, о тебе выспрашивал. Чем занимаешься, с кем встречаешься… А до того она его с Гороховым видела в том же баре.
— В каком? — нахмурилась я.
— В «Тройке», забегаловка на углу Конной.
— Там, где тир?
— Точно. Думаю, недруг у тебя объявился, — глубокомысленно изрек Виссарион.
— Почему сразу недруг?
— А друзьям прятаться ни к чему.
— Можешь узнать, что за тип? — подумав, спросила я.
— Чем, по-твоему, я сейчас занят? До сих пор молчал, потому что сказать нечего, но раз уж эта сорока
Виссарион уткнулся в книгу, давая понять, что я вправе не обратить внимания на его последние слова. Я задумалась, а через несколько минут с прискорбием констатировала:
— Черт его знает. Был у меня когда-то приятель, но на него не похоже.
— Ага, — кивнул Виссарион. Это его «ага» звучало скорее как «не хочешь — не говори», на том можно было бы разговор и закончить, но я, против обыкновения, решила продолжить.
— Кто-то устроил в городе настоящую резню. И выбирает почему-то моих знакомых.
Виссарион оставил книгу и теперь смотрел мне в глаза, ожидая продолжения, но я не спешила. И так сказала достаточно.
— Они не очень хорошие люди, — изрек Виссарион.
— Допустим. Но мне бы хотелось знать, кого посетила идея избавить от них этот мир.
— Потому что кое-кто может решить, что тебе их смерть на руку?
Разговор принял опасный характер. И я, и Виссарион это понимали и говорили так, точно ступали по тонкому льду. Я кивнула, отводя взгляд, и он кивнул.
— О тебе говорят разное. Возможно, есть в этих разговорах правда. Но у меня есть глаза, и я ими многое вижу. Например, я вижу, что ты хороший человек. Не усмехайся. И я хочу тебе помочь.
— Спасибо, — сказала я. — А теперь, если не возражаешь, я вернусь к роялю.
— Считай, что сегодня у тебя выходной.
— С какой стати?
— Твой парень.
Виссарион качнул головой в направлении двери. Она открылась, и в бар вошел Борька. Вид он имел странно-виноватый и даже боязливый, как будто опасался, что его выгонят.
— Салют, — сказал с улыбкой, улыбка вышла неестественной, он смутился и добавил:
— Мне нравится это приветствие.
— А ты нравишься ей, — заметил Виссарион, кивнув на меня, хотя его об этом никто не просил.
— Я поднимался к тебе, — переминался Борька с ноги на ногу. — Потом подумал, что смогу застать тебя здесь.
— Она заглянула на пять минут, — вновь вмешался Виссарион.
Я взяла Борьку под руку, и мы вышли на улицу.
— Ты ко мне по делу? — спросила я.
— Просто хотел тебя увидеть, — вроде бы удивился он.
Неужто еще не знает, дружок из прокуратуры не успел открыть ему глаза? Впрочем, это вопрос времени. Не знает, так скоро узнает.
— Куда мы идем? — спросил Борька.
— Ко мне. У тебя есть другие предложения?
— Я за тобой хоть на край света, — нервно хихикнул он.
— Серьезно? С чего это вдруг?
— Ну… — Борька пожал плечами, покрутил головой и усмехнулся:
— Звучит ужасно глупо, но, кажется, я влюбился.
— Действительно, глупо, — согласилась я.
— Я тебе не нравлюсь? — теперь он нахмурился.
— От «нравишься» до «влюбился» довольно большое расстояние.
— Но у меня есть шанс? — Он хотел, чтобы его слова прозвучали шутливо.