Ночь разбитых сердец

Робертс Нора

С Лекси все оказалось просто: она готова была позировать бесконечно. Но любимым снимком Джо оставался тот, где Джиф схватил Лекси в объятия на краю сада и у обоих были до идиотизма счастливые лица.

Она даже увязалась за отцом на солончаки, молчанием усы­пила его бдительность и поймала выражение тихой задумчивос­ти на его лице.

– Убери эту штуковину! – Сэм смутился и раздраженно свел брови, когда Джо снова нацелила на него камеру. – Беги, поиг­рай где-нибудь в другом месте.

– Это давно перестало быть игрой – с тех пор, как мне нача­ли

платить. Повернись чуть вправо и смотри на воду. Он не пошевелился.

– Не помню, чтобы раньше ты была такой надоедливой.

– Должна сообщить тебе, что я очень известный фотограф. Обычно люди бывают просто счастливы, когда я нацеливаю на них объектив. – Она быстро щелкнула, когда слабая улыбка скривила уголки его рта. – Папа, ты так красив и так уверен в себе… Настоящий хозяин!

– Если ты настолько знаменита, почему же тебе приходится льстить, чтобы заполучить фотографию? Джо рассмеялась и опустила камеру.

– Но это истинная правда. Ты действительно красив. Когда я фотографировала Элси Пендлтон, она спрашивала о тебе не­сколько раз.

– Элси Пендлтон ищет второго мужа с того самого момента, как бросила горсть земли на гроб первого. Но меня она точно не получит.

– От имени всей семьи выношу тебе благодарность. Его губы снова задрожали, он покачал головой, удивляясь собственной реакции.

– Ты что-то очень веселая сегодня.

– Разве тебе не нравится такая перемена? Признаться, я сама от себя устала. – Джо присела на корточки, чтобы поме­нять объектив. – И решила, что необходимо выбираться из деп­рессии. Вероятно, приезд сюда был мне совершенно необходим. Я увидела все другими глазами – включая самое себя. И осоз­нала, что если я не чувствовала себя любимой, то, вероятно, по­тому, что не позволяла никому любить меня.

Джо подняла глаза и увидела, что отец пристально смотрит на нее – внимательно вглядывается в ее лицо. Она ощутила знакомую боль и закрыла глаза.

– Папа, не ищи ее во мне. Перестань искать ее во мне. Мне больно, когда ты это делаешь.

– Джо Эллен…

– Всю свою жизнь я пыталась перестать быть похожей на нее! В колледже, когда другие девочки наряжались и прихора­шивались, я держалась в тени. Если бы я стала обращать внима­ние на свою внешность, мне пришлось бы смотреться в зеркало. И я видела бы ее – точно так же, как ты, когда смотришь на меня. – Ее глаза наполнились слезами. – Папа, что я должна сделать, чтобы ты наконец увидел меня?!

– Я вижу. Не могу не видеть ее, но я вижу и тебя, Джо Эллен. И не смей реветь! Я совершенно теряюсь перед женскими слеза­ми. – Он сунул руки в карманы и отвернулся. – Возьми себя в руки, ты же не Лекси! Эта глупая девчонка льет слезы, стоит только косо взглянуть на нее. А не плачет, так бросается на всех. Если она в ближайшем будущем не выйдет замуж за Джифа и не остепенится, я сойду с ума!

Джо улыбнулась сквозь слезы.

– Ну, папочка, я не знала, что ты любишь ее настолько, что способен из-за нее сойти с ума.

– Конечно, люблю! Она моя дочь, разве не так? – сердито сказал он и заставил себя повернуться лицом к Джо. – Как и ты.

– Да. – Джо улыбнулась, и боль оставила ее. – Как и я.

Когда свет перестал удовлетворять Джо, она заперлась в ла­боратории. Вдохновение и тут не покинуло ее. Она любила весь этот процесс: от пленки – к негативам, от негативов – к кон­тактным отпечаткам. Их она внимательно разглядывала через лупу, изучала детали, выискивала недостатки.

Вполне возможно, из каждой дюжины отпечатков лишь один будет соответствовать ее строгим требованиям. Однако ее ве­ревка для сушки быстро наполнялась фотографиями, которые представлялись ей достойными.

Последняя пленка оказалась непомеченной, и Джо раздра­женно покачала головой – какая небрежность! Она установила таймер, выключила свет и начала процесс проявления. Темнота успокаивала и совсем не мешала: все ее движения давно уже были доведены до автоматизма. Всякий раз ей было интересно, что она увидит на пленке. Какое мгновение сохранится навсег­да только потому, что она выбрала его?

Джо включила красный фонарь, заливший комнату таинст­венным светом, и издала нечто среднее между испуганным вскриком и смешком, уставившись на негатив: там была она сама, абсолютно голая, раскинувшаяся на ковре Нэтана.

– Иисусе, буду теперь знать, как не помечать пленки!

Джо принялась внимательно изучать остальные кадры. Те, которые она сняла в бурю, выглядели многообещающе. Она поджала губы и перешла к первым снимкам – снимкам Нэтана.

На одном – за дюнами, пересекавшими цветущий луг, высо­кими пенистыми гребнями катился океан. Приличная компози­ция, подумала она. Для любителя. Конечно, если она доведет пленку до контактных отпечатков, несомненно, найдется не­сколько значительных изъянов, но все-таки это стоит сохранить.

Взгляд Джо снова упал на конец пленки – на ее собственное лицо. Ее собственное тело. Она потянулась за ножницами, чтобы уничтожить негативы, и внезапно остановилась. Неуже­ли она такая ханжа? Неужели она так упряма, что не удовлетво­рит свое любопытство, не посмотрит на эти снимки в нормаль­ном, а не обратном изображении?

В конце концов, кроме нее самой, никто этого не увидит.

Поддавшись порыву, Джо вернулась к работе. Кому какой вред, если она сделает контактные отпечатки с этой пленки? Уничтожить их она всегда успеет. После того, как внимательно рассмотрит.

Теперь она уже не напевала под музыку, льющуюся из радио­приемника. Она чувствовала себя слишком смущенной, слиш­ком возбужденной.

Не успел высохнуть лист, как она бросила его на монтажный стол, схватила лупу и затаила дыхание, когда образы увеличи­лись, сфокусировались.

Она выглядела такой… чувственной! Наверное, это самое подходящее слово. Глаза полузакрыты, губы чуть изогнуты в сексуальном удовлетворении. Тело выглядит вполне зрелым – она явно вернула себе фигуру, даже не заметив. И вовсе она не плоская, как доска, у нее есть округлости.