Ночь разбитых сердец

Робертс Нора

Но вместо этого она подняла руку, прижала пальцы к его рту.

– Не надо.

Он вздохнул и провел губами по суставам ее пальцев.

– Джо, судя по всему, ты прекрасно знаешь, как заставить мужчину зарабатывать удовольствие.

– Я не собираюсь становиться одним из твоих удовольствий!

– Уже стала. И не спрашивай почему.

Не отпуская ее руки, Нэтан повернулся и пошел по направ­лению к «Приюту». Поскольку он, казалось, не собирался бол­тать, Джо шла рядом с ним молча. Необходимо было обдумать эту… ситуацию. Глупо отрицать, что она на него

реагирует вполне определенным образом, ощущает тот физический, ка­кой-то первобытный интерес, который любая женщина назовет вожделением. Это нормальная реакция, почти утешительная.

Может, она и сходит с ума, но ее тело, по крайней мере, все еще функционирует – на самых элементарных уровнях.

Не так часто в своей жизни она чувствовала этот острый инте­рес, чтобы просто отмахнуться от него. А когда мужчина, вызвав­ший его, так явно заинтересован… тут есть над чем подумать.

Слава богу, что пока она может контролировать создавшую­ся ситуацию, обдумывать, анализировать и прогнозировать. Од­нако Джо сознавала, что подобный интерес таит в себе опас­ность, поскольку вызывает зуд определенного рода. А всякий зуд неприятен тем, что его не успокоишь, пока не сдашься и не почешешься…

– Нам придется поспешить. – Она нахмурилась и высвобо­дила руку.

– Знаю. Тебе надо менять постельное белье. Я не задержу тебя надолго. Посмотрю фотографии и начну слоняться вокруг Брайана, пока он меня не накормит.

– Если ты не очень занят, может, уговоришь его прогуляться после завтрака? Сходить на пляж или на рыбалку. Он слишком много времени проводит в доме.

– Но ему это, кажется, нравится.

– Да. – Джо повернула в длинный коридор с большой настенной росписью, изображающей лес и реку. – Но это не оз­начает, что он доджей служить «Приюту» каждую минуту суток.

– Странная формулировка. Пожалуй, вы все служите «При­юту», когда живете здесь.

– Ну, положим, не все…

Она нажала на петлю, и часть фрески отодвинулась, за ней открылась узкая лестница. На верхней площадке Джо поверну­ла налево и, проходя мимо открытой двери, заглянула в комнату Лекси. Огромная старинная кровать с пологом была пуста и, ес­тественно, не застелена. Повсюду – на французском ковре, на полированном полу, на изящных креслах начала XVIII века – разбросана одежда. В воздухе – буйство чисто женских арома­тов: лосьонов, духов, пудры.

– Я же сказала, что не все, – на ходу пробормотала Джо.

Вынув из кармана ключ, она отперла небольшую дверь, и Нэтан удивленно поднял брови, оказавшись в отлично оборудо­ванной фотолаборатории.

Старинный потертый ковер защищал пол из сосновых досок разной ширины, толстые шторы на двух окнах были опущены и аккуратно закреплены. Практичные полки из серого металла были уставлены бутылками с химикатами, пластмассовыми ванночками, коробками из толстого черного картона с фотобу­магой, контактными отпечатками и фотографиями. У длинного рабочего стола стоял высокий табурет.

– Я не думал, что у тебя здесь настоящая лаборатория.

– Когда-то это была ванная комната и гардеробная. – Джо включила верхний свет и прошла к отпечатанным накануне фо­тографиям, еще висевшим на веревке. – Я целый год пристава­ла к кузине Кейт, пока она не позволила мне разобрать стену. А потом три года копила деньги, чтобы купить оборудование для лаборатории.

Джо провела рукой по увеличителю, вспоминая, как тща­тельно приценивалась, высчитывая каждый цент.

– И представь, Кейт купила мне его на шестнадцатилетние! Брайан подарил полки и стол, а Лекс – бумагу и проявители. Они сделали мне сюрприз, прежде чем я успела потратить свои сбережения. Это был мой самый лучший день рождения.

– Семья приходит на помощь, – заметил Нэтан, обратив внимание на то, что она не упомянула отца.

– Да, иногда. – Джо отвернулась, чтобы снять с полки ко­робку. – Я сейчас собираю фотографии для книги, на которую подписала контракт. Эти, возможно, лучшие из всех, хотя еще нужно кое-что отбраковать.

– Ты выпускаешь альбом? Здорово!

– Посмотрим. Пока это только еще одна причина для беспо­койства.

Джо отступила, пропуская Нэтана к коробке, и сунула боль­шие пальцы в задние карманы джинсов. Ему хватило первой фотографии, чтобы оценить не только ее квалификацию, но и несомненный талант. Отец был квалифицированным фотогра­фом, размышлял он, временами его посещало вдохновение. Но Джо Хэтуэй оставила своего наставника далеко позади!

Черно-белая фотография пульсировала напряжением, чис­тые, резкие линии, казалось, были проведены скальпелем. Этюд. Мост, парящий над мятежной водой, – пустой белый мост, темная, бурлящая вода и край солнца, только что по­явившегося из-за далекого горизонта.

На другой фотографии – одинокое дерево, голые ветви, ши­роко раскинувшиеся над пустынным свежевспаханным полем. Нэтан мог бы пересчитать борозды.

Он перебирал фотографии медленно, ничего не говоря, время от времени поражаясь про себя, внутренне замирая, ста­раясь осмыслить увиденное.

Последним был ночной снимок: кирпичный дом, темные окна – все, кроме трех верхних, сияющих ослепительно ярко. Он различал влажность кирпичей, слабый парок над черными лужами. И словно чувствовал кожей холодный сырой воздух.

– Замечательные фотографии. Да ты и сама знаешь. Надо быть неврастеником или до смешного робким человеком, чтобы не видеть в себе такой талант.

– Я бы не назвала себя робкой. – Джо чуть заметно улыбну­лась. – Неврастеник – возможно. Но все люди искусства не­множко неврастеники…

– Нет, это не похоже на невроз. – Нэтан опустил последний снимок и внимательно, с любопытством посмотрел ей в лицо. – Скорее – на одиночество. Неужели ты так одинока, Джо?

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Моя работа…

– Блестящая, – перебил он. – И совершенно душеразди­рающая. От каждого из этих снимков создается впечатление, будто кто-то только что ушел и не осталось никого, кроме тебя.

Она смущенно забрала у него фотографии и сунула их в ко­робку.

– Я не особенно интересуюсь портретами. Я занимаюсь дру­гим.