Ночь с принцем
Шрифт:
Кристабель задержала руку портнихи.
— Тем не менее я предпочла бы, чтобы вы вышли.
— А я предпочитаю остаться и смотреть. — Берн кивком велел миссис Уоттс продолжать и добавил: — Кроме того, ваша сорочка и этот длинный корсет такие ханжеские, что вы будто одеты в броню.
На лице Кристабель появилось скептическое выражение, и недаром, потому что, броня или не броня, но корсет и сорочка облегали фигуру настолько соблазнительно, что в висках у Гэвина громко застучала кровь, когда миссис Уоттс принялась стягивать с маркизы платье.
Просто
Какая жалость, что ей опять приходится влезать в это уродливое платье. Кристабель, казалось, чувствовала то же самое. Одевшись, она задумчиво гладила рукой рулон розового атласа, предназначенного для вечернего туалета.
Берн наклонился к миссис Уоттс и понизил голос:
— Это розовое платье — сколько надо заплатить, чтобы вы закончили его к завтрашнему вечеру?
Проследив за его взглядом, портниха назвала немыслимую сумму.
— Договорились, — согласился Берн.
Он постарался убедить себя, что делает это совсем не из желания порадовать Кристабель. Просто это часть тактики, направленной на ослабление ее обороны.
— К нему вашей даме потребуется соответствующая накидка и…
— Все, что положено. Сколько бы это ни стоило. Одобрительно кивнув, портниха принялась собирать свои вещи.
Пока она суетилась, Гэвин подошел к Кристабель:
— С миссис Уоттс работают модистка, изготавливающая шляпы, и сапожник. Они позаботятся о капорах, чепчиках, туфлях и прочих безделицах. Что касается ридикюлей…
— У меня вполне достаточно ридикюлей. Мне не надо всего этого.
Вздохнув, Кристабель отвернулась от рулона розового атласа, как монах отворачивается от искушения.
Это напомнило Гэвину детство и его мать, также грустно отворачивающуюся от выставленных в витринах нарядных платьев, которые она не могла себе позволить.
— Но ведь вам хочется «всего этого», верно? Кристабель подняла на Берна глаза:
— Не имеет значения, хочу я этого или нет. Вы и так истратили на меня слишком много.
— Позвольте мне самому судить об этом. Лицо Кристабель стало жестче.
— Но вы ведь захотите что-нибудь взамен.
— Да, я захочу, чтобы вы их носили, — огрызнулся Берн.
— Вы знаете, что я имею в виду. Платья не были частью нашего договора.
Гэвин нахмурился. Он не хотел, чтобы маркиза принимала его ухаживания только из чувства благодарности за новую одежду. Это слишком напоминало сделку шлюхи и ее клиента. А Кристабель, как и мать Берна, не была шлюхой.
— Считайте, что таким образом я пытаюсь возместить свой вклад в ваши нынешние
— Так и есть?
— Нет. Но если так вам будет удобнее…
— Мне будет удобнее, если вы не станете тратить так много денег, что я не смогу расплатиться с вами, если… если…
— Не будете со мной спать?
— Нет, — решительно ответила Кристабель.
— Одно никак не связано с другим. Для того чтобы я смог уговорить Стокли пригласить вас, вы должны быть прекрасно одеты. Мое вознаграждение уже установлено: в обмен на это я стану бароном.
Кристабель смотрела на Берна недоверчиво.
— Тогда подумайте вот о чем, — продолжил он с возрастающим раздражением. — Если я не истрачу эти деньги на ваши платья, то истрачу их на дурных женщин, вино и карты. Приняв деньги, вы спасаете меня от греха. — Берн с трудом сдержал улыбку. — Я знаю, что респектабельные женщины обожают спасать от грехов.
— Только не эта респектабельная женщина. — Между бровей Кристабель появилась грустная складка. — В прошлый раз, когда я хотела спасти грешника, моя попытка оказалась неудачной. Больше я не стану играть в эту игру.
Это, конечно, о Хавершеме. И почему Гэвина так неприятно уколол ее цинизм? Ведь сам он гораздо циничнее.
Кристабель подняла с кресла уродливый ридикюль и шаль, которую оставила там перед началом примерки.
— Так мы едем кататься?
Берн посмотрел на ридикюль с подозрением:
— Еще не знаю.
Внезапно он выхватил его из рук Кристабель, заглянул внутрь и, издевательски подняв бровь, выудил оттуда пистолет.
— Я никуда не поеду с вами и заряженным пистолетом.
— Он не заряжен, — попыталась оправдаться Кристабель.
— Тогда от него все равно нет никакого толку. — Берн засунул пистолет в карман своего сюртука и предложил даме руку: — Пойдемте?
— Послушайте, но это же моя вещь!
— Я отдам вам ее, когда мы вернемся. Кристабель усмехнулась:
— Так мы действительно собираемся на прогулку? А я думала, вы сказали об этом вчера, просто чтобы скрыть наши истинные планы.
— Отчасти да. Айверсли и Дрейкер знают, как обстоят дела между нами на самом деле, но я предупредил, что они не должны рассказывать об этом женам. И дамы, конечно, подумали бы худшее, если бы услышали, что я собираюсь покупать вам туалеты. Вам там, кажется, нравилось, и я не хотел ставить вас в неловкое положение.
Взяв предложенную руку, Кристабель спустилась с Берном в прихожую, где служанка подала ей кошмарную черную шляпку.
— В таком случае не надо было целовать мне руку и называть «дорогой».
В ее словах, конечно, был резон. Гэвин просто разозлился, когда услышал, как дамы взахлеб рассказывают Кристабель о его ужасном детстве, проведенном на улице. Он уже прожил половину жизни и заработал немалое состояние, но никто не желал забывать о том, с чего он начинал.
И в этом тоже виноват Принни. Так или иначе Гэвин заставит его заплатить за все.