Ночь Томаса
Шрифт:
За моей спиной выругался чиф, так длинно и витиевато, что мне его фразы уже не повторить. А вот с губ Утгарда срывались какие-то несвязные ругательства. И в их голосах ужаса было куда больше, чем злости.
Я уже подполз к двери, когда что-то ударило в пластиковую панель, прикрывающую флюоресцентные лампы. Панель треснула, удар повторился. На этот раз разлетелись лампы, и камера для допросов погрузилась в темноту.
Ощупывая стальную поверхность, я нашел рукоятку, опустил вниз, толкнул дверь. Она, несмотря на внушительный вес, легко повернулась на шаровых петлях-опорах, и я приоткрыл ее ровно настолько,
Я, конечно, сочувствовал Хоссу и Утгарду, но не настолько, чтобы оставить дверь открытой. Наоборот, привалился к стальному барьеру, чтобы побыстрее закрыть ее, оставив их в опасной темноте. Я бы с радостью запер дверь, да только снаружи она запиралась лишь на ключ.
Несмотря на все меры, принятые чифом с тем, чтобы звукоизолировать происходящее в камере, из нее доносился грохот, особенно в те моменты, когда какой-нибудь стул, стол или полиграф ударялись о стальную дверь. Слышал я и крики двоих мужчин, потому что ни одному из них не вставили в рот кляп и не заклеили губы липкой лентой, как поступили бы со мной после того, как я не выдержал бы проверку на детекторе лжи.
Мне совершенно не хотелось, чтобы другие копы, услышавшие шум в камере для допросов, нашли бы меня в подвальном коридоре, поэтому поспешил к лестнице, по которой не так уж и давно вели меня, только вниз, двое молодых полицейских.
Глава 29
Когда я поставил ногу на первую ступень, глухой шум, доносящийся из камеры для допросов, резко усилился, потому что стальная дверь распахнулась.
Оглянувшись, я не увидел ни Хосса Шэкетта, ни Утгарда Ролфа. Не появился и мистер Синатра.
Через дверь в коридор вылетели вещи, которые уже определенно не годились к использованию, хотя по-прежнему числились на балансе полицейского участка и были приобретены на деньги налогоплательщиков: стул с согнутыми ножками, обломки других стульев, осколки пластиковой панели, стол, сложившийся пополам, с ножками, попарно торчащими в разные стороны.
Вихрь, на мгновение задержавшись у двери, потащил эту рухлядь по коридору, ко мне, ударяя ее о стены, пол, потолок.
Обращаясь к этому торнадо под крышей, я крикнул:
— Я не говорил, что Род Стюарт лучше! Он сказал — Род Стюарт.
Осознав, что это глупость — оправдываться перед мусором, я помчался вверх по лестнице.
В этот день мне пришлось слишком уж много бегать, прыгать, ползать, грести, драться и плавать, тело болело от макушки до пяток, и я чувствовал, как иссякают остатки энергии.
За этот день я проникся уважением к Мэтту Деймону. Несмотря на амнезию, несмотря на противостоящих ему многочисленных гнусных государственных агентов, располагающих неограниченными ресурсами, он прорубался сквозь толпы безжалостных убийц, убивая одних и оставляя жизнь другим, но лишь для того, чтобы они пожалели о своей приверженности к фашистской идеологии, шел и шел вперед, неукротимый, не сбавляющий хода.
Я же являл собой жалкую пародию на рыцаря, скулил насчет усталости, не попав ни в одну автокатастрофу. Мэтт Деймон за это время мог уже выбраться из шести, без единой царапины.
Когда мне осталось преодолеть несколько последних ступенек, громовой шум, догнавший меня снизу, сообщил о том, что и мебельный вихрь
Когда меня вели в подвал, я обратил внимание на то, что дверь на лестницу не запиралась. И сейчас я открыл ее без труда и шагнул в длинный коридор первого этажа.
Я не помнил, через какую именно дверь меня завели в коридор, но в памяти отложилось, что находилась она по правую руку. Я открыл первую и попал в кладовую. За второй оказался пустой кабинет.
В дальнем конце коридора появились двое полицейских. То ли услышали шум, то ли их вызвал по мобильнику Хосс Шэкетт. Я их ни разу не видел, но они сразу поняли, что я тут — человек посторонний, может, потому, что я очень уж спешил покинуть полицейский участок.
Один из них крикнул: «Ты кто такой? Что здесь делаешь?» — и я без запинки ответил: «Ищу туалет».
Они, конечно же, мне не поверили. Один выхватил пистолет, второй велел остановиться и лечь на пол, лицом вниз, но Мэтт Деймон никогда не ложился лицом на линолеум в крапинку, вообще не ложился на пол только потому, что ему приказывал это сделать человек с пистолетом.
К счастью, мне не пришлось мастерить смертоносное оружие из подручных средств, скажем, из наручных часов и кроссовки, потому что, едва я получил приказ лечь на пол, ведущая на лестницу дверь за моей спиной распахнулась. И я мог не оборачиваться для того, чтобы увидеть, как в коридор влетают обломки мебели из подвальной камеры допросов.
Полицейские мгновенно забыли обо мне, завороженные этим удивительным зрелищем, поэтому я, прижавшись к стене, двинулся дальше, к следующей двери.
Тут же появился и набрал силу новый звук, мерзкий скрежет и треск. Любопытство заставило меня обернуться. И я увидел переступающего порог Полтер-Фрэнка.
Энергетические импульсы, слетающие с его рук, отдирали квадраты серого, в синюю крапинку линолеума и подбрасывали в воздух, как ветер подбрасывает осеннюю листву. И эти квадраты, словно в танце, о чем-то шептались, терлись друг о друга.
Мистера Синатру полицейские видеть не могли, поэтому во все глаза смотрели на разыгрывающееся перед ними зрелище. Сразу не поддались ужасу только по одной причине: не могли осознать, что происходит. А уж если б увидели охваченного праведным гневом певца, то, конечно же, побросали бы оружие и бросились бежать со всех ног.
Он шел по коридору, и перфорированная барабанная перепонка более не мешала ему служить своей стране. Он был темпераментным рядовым Анжело Маггио из фильма «Отсюда — и в вечность», крутым Томом Рейнольдсом из «Так мало никогда», храбрым и решительным Джозефом Райаном из «Экспресса фон Райана», справедливым Сэмом Логгинсом из «Короли идут дальше», [35] но прежде всего мистером Френсисом Альбертом Синатрой в его борьбе с врагами родины и невежественными критиками его безупречного пения.
35
Выше перечислены военные фильмы, в которых сыграл Фрэнк Синатра. За роль рядового Анжело Маггио он получил премию «Оскар».