Ночь упавшей звезды
Шрифт:
Я потерлась щекой о щеку мевретта, гладкую, как у юноши, но теплую, живую. Это не сон, не сказка, которая развеется с первым утренним лучом. Одрин есть. И я не сомневаюсь в нем.
Мужчина улыбнулся и поцеловал меня в висок:
– - Я рад, что ты так думаешь. Мы, конечно, какое-то время продержим ее вне замка, но, боюсь, не позже утра. Если уж она вбила что-то себе в голову... Понимаешь, эта... женщина, она немного не в себе. Она решила, что мы с ней предназначены друг для друга, трещит об этом на всех углах, -- он жалобно посмотрел на меня.
– - Она меня
Я погладила его по голове, как ребенка -- несмотря на всю бездну прожитых им лет.
– - Ну, тогда я ее достану тоже. Идет?
– - и показала язык. Мрачно сощурилась: -- Терпеть ненавижу тех, кто обижает моих друзей. Вот.
Ой... вот уж не ждала, что у железного мевретта есть слабости... Я спрятала улыбку. Потянулась к фонтану, брызнула в Мадре водой. Потом обхватила щеки руками. Ой, я веду себя несерьезно...
Одрин рассмеялся:
– - Идет! Мне теперь ничего не страшно!
– - и он тоже брызнул на меня из фонтана.
– - Ах, ты так?!..
– - я зачерпнула полные пригоршни... Быть Одрину мокрым...
Я встряхнула головой, смеясь, и вылила воду на него.
Мадре охнул, захохотал, и схватил мои запястья. Все чувства и желания, с которыми ему удалось, было, справиться в комнате экономки, внезапно заявили о себе, и мевретт, запустив руки мне в волосы, прижался лбом к моей щеке.
Я прильнула к нему, ноги опять подогнулись, и закружилась голова. Вдруг оказаться воском в чьих-то руках... странно... и совсем не страшно.
– - Я смогу защитить тебя. И все же... будь с ней осторожна. Иса опасна. У нее дурная репутация. Не зря же ее зовут Ведьмой с Гнилого Болота из удела Нор-Гейт.
– - А мне плевать на ее репутацию!
– - И мне... Я люблю тебя, Триллве, -- глухо произнес Одрин, нетерпеливо срывая с меня одежду.
– - Ну почему ты появилась только сейчас?
– - руки настойчиво пробежали по телу, и он увлек меня за собой на пол.
– - Обними меня... не отпускай...
А потом я уже не помнила, что шептала, что кричала... все было неважно, кроме него и меня... нас.
Сердце Одрина грохотало в груди, горло перехватило, а он все целовал мое лицо, не в силах оторваться. Потом эта странная немота сменилась криком, и он уткнулся мне в шею.
Мы лежали, не расплетая объятий, пока накрывшая нас тяжелая волна медленно отступала, принося освобождение и одновременно щемящую тоску разъединенности. Ничего не хотелось говорить, только вслушиваться в затихающий ритм сердец и дыхания. Все еще слитный, словно удвоенный. Вот так бывает, оказывается...
Беловолосый вздохнул, перекатился на спину и, пристроив мою голову на своей груди, стал наблюдать за струями дождя, бежавшим по скату стеклянной крыши. Мраморный пол приятно холодил разгоряченное тело, а в груди разливалось давно позабытое ощущение тепла.
Я, потянувшись, погладила его по щеке:
– - Эй, ты замерзнешь и простудишься... И что мне тогда делать? Я не знаю, как лечить элвилин.
Сердце царапнул легкий холодок.
– - Не переживай...
– - сказал он, мечтательно глядя мне в глаза, -- у нас же есть Звингард
Я рассмеялась.
– - А... а говорят, он в оранжерее мед прячет... на грядке с лекарственными зельями, -- выдала я подцепленный невесть где слух.
– - Поищем?
– - Правда?
– - Одрин поднял бровь.
– - Похоже, по всему замку прямо-таки рассыпаны захоронки со спиртным. И что меня больше всего возмущает -- это то, что один я не в курсе...
– - он фыркнул и, осторожно придержав меня, легко вскочил на ноги. Дотянулся до одежды и подмигнул:
– - Ну, давай, поищем.
Я влезла в одежду, а туфли надевать не стала: все равно они сползали с ног и шлепали.
Огляделась:
– - А... а где тут аптечные грядки?
Кругом было море цветов и плодовых деревьев, по большей части мне незнакомых... ну, виноградную лозу я узнала сразу... и яблоню... хотя не уверена: не может же простая яблоня одновременно и цвести, и быть покрытой золотисто-алыми плодами... А вон там, за увитой ипомеей аркой... у меня глаза разбежались, я глубоко вздохнула: там росли розы. На шпалерах, обвивающих легкие решетки, на земляных террасах в несколько рядов, разной высоты и невероятного колера... там даже синие были... Или мне чудится?
Одрин улыбнулся, заметив мой восторг:
– - Ты любишь цветы? Пойдем, подойдем поближе.
– - И он, приобняв, подвел меня к розарию:
– - Вот. Это любимое детище Звингарда, его гордость и страсть.
– - Я... люблю цветы, -- я опустила голову.
– - Только никому не приходило в голову мне их дарить. Во мне больше видели воина, чем женщину, -- я тяжело вздохнула. Вот, еще жалуюсь... глупо...
Мадре нахмурился и язвительно бросил:
– - Ох уж эти ваши мужчины. Мало того, что они грубияны, они еще и слепцы! Если ты захочешь букет -- он у тебя будет. Выбирай, только сама не рви -- у этих роз шипы очень колючие.
– - Я не...
– - я повернулась к Одрину, -- не могу нарушить такую красоту. Я лучше просто посмотрю, ладно?
Я прижалась к его плечу.
Одрин коротко поцеловал меня в висок и, сорвав темно-бордовую, почти черную розу, протянул мне:
– - Красота со временем отрастет, а цветов тебе еще не дарили...
Нежнейшие лепестки щекотнули нос. Я вдохнула тонкий запах. Держать стебель забинтованной рукой было удобно -- все колючки мимо...
Ну откуда, откуда он догадался, что это мой любимый цвет? И вообще... Это же просто страшно. Особенно оттого, что я боюсь его потерять.
– - Давай, сделаем тебе красивый букет и поставим у постели?
– - улыбнулся мевретт и погладил меня по щеке.
– - У постели?
– - удивилась я.
– - В библиотеке?
– - Зачем? Ты что, собралась ночевать в библиотеке?
– - он хмыкнул и поддразнил.
– - Я, конечно, понимаю, что не в обычае ночевать жениху с невестой до свадьбы вместе, но, по-моему, нам уже поздно об этом думать... Ну и... в кабинете уже убрали и протопили, а стекло вставили, так что, идя сквозь него, не простудишься...