Ночь в монастыре с привидениями
Шрифт:
– Я хочу в присутствии учителя Суеня сделать заявление.
– Как вам угодно.
Судья снова свернул картину и спрятал ее в платье. Истинная Мудрость провел их по монументальной лестнице. Внизу он заметил:
– Буря окончилась. Мы можем пройти большим двором.
Камни мостовой были еще залиты водой после недавнего ливня, двор усыпала битая черепица. Впереди, рядом с настоятелем, шел судья, Тао Ган и поэт шли за ним.
Достигнув юго-западного угла двора, Истинная Мудрость открыл дверь узкого коридора, который привел их к началу винтовой лестницы.
Они собирались
– Какого черта вы бродите там посреди ночи? С фонарем в руке появился учитель Суень Мин. Судья объяснил:
– Отец настоятель желает в вашем присутствии сделать заявление.
Подняв фонарь, учитель Суень удивленно их разглядывал.
– Поднимемся в мою библиотеку, – сказал он, – здесь слишком много сквозняков для серьезного разговора. Кивнув на Тао Гана и Цун Ли, он спросил:
– Необходимо ли присутствие этих двух особ?
– Да, ваше превосходительство. Это важные свидетели.
– В таком случае возьмите мой фонарь, я знаю дорогу. Судье, который уже не чувствовал земли под ногами, подъем показался бесконечным. Когда они наконец добрались до верхней площадки лестницы, первым ступил на нее Суень Мин, за которым шел настоятель. В момент, когда судья собирался последовать их примеру, учитель Суень воскликнул:
– Осторожно, ограда!
Почти тотчас же настоятель испустил сдавленный крик, и из темного проема донесся глухой удар упавшего тела.
Глава 14. Судья Ди делится своими предположениями с учителем Суенем; снова возникает вопрос о неуловимом мо Моте
Подняв фонарь, судья бросился вперед. Суень Мин с совершенно бледным лицом схватил его за руку и хриплым голосом объяснил:
– Бедняга не вспомнил вовремя, что здесь нет ограды!
– Спустись и посмотри, что можно сделать, – приказал судья Тао Гану. Повернувшись к Суень Мину, он заметил:
– Боюсь, что отец настоятель не пережил падения. С вашего позволения, давайте пройдем к вам.
Двое мужчин прошли в библиотеку. Цун Ли отправился вслед за Тао Ганом.
– Несчастный! – прошептал Суень, усаживаясь за письменный стол. – О чем хотел он со мной поговорить, Ди?
Начальник уезда рухнул на стул. Вынув из халата свернутую картину, он положил ее перед даосом.
– Только что я побывал в склепе, – сказал он. – Мне хотелось увидеть другие изображения кота. Нефритовое Зеркало был очень добросовестным художником. На одном из портретов зрачки кота напоминают узкие щелки: значит, он был написан около полудня, когда свет наиболее ярок. Это заставило меня вспомнить, что на последней картине – той, которую вы мне показывали в храме, – зрачки, напротив, расширены. Это доказывает, что она была написана ранним утром, а не в полдень, как утверждал Истинная Мудрость. Вот взгляните, – и он развернул свиток.
– Не знаю, к чему вы клоните, – сказал Суень Мин, нахмурив брови, – какое отношение это может иметь к смерти Нефритового Зеркала? Я находился рядом с ним и могу подтвердить, что старик мирно затих. Он…
– Пусть ваше превосходительство позволит дать мне некоторые пояснения, – почтительно прервал его судья. Он рассказал Суеню о намеках
– Симптомы отравления этим растением в точности соответствуют поведению старца в его последние минуты. Поколебавшись секунду, он продолжал:
– Даосские тексты, если вы позволите небольшое замечание, часто составлены в крайне туманных выражениях. Легко вообразить, что последняя проповедь Нефритового Зеркала была в действительности путаной чередой различных текстов, которые в бреду приходили ему на память. Потребовались комментарии отца верховного настоятеля, чтобы придать ей какой-то смысл. Вероятно, тот выбрал из этого сумбура несколько мистических выражений – стройно развил их или же…
Судья не без беспокойства взглянул на даоса, но тот не предпринял усилий защитить классиков своего вероучения. Видя, что он лишь недоуменно покачал головой, судья решился изложить свою версию:
– За послеобеденным чаем Истинная Мудрость подлил изрядную дозу яда в чашку Нефритового Зеркала. Картина была почти закончена. Настоятель отдал ей почти все утро, изобразив сначала кота, затем фон и, наконец, принявшись прорабатывать детали. Ему оставалось сделать лишь несколько мазков, когда приближение полуденной трапезы прервало его работу. Дав ему выпить отравленный чай, Истинная Мудрость вышел и сказал прислуживающим монахам, что Нефритовое Зеркало начал портрет кота и не желает, чтобы его беспокоили. Вскоре белладонна привела старика в состояние крайнего возбуждения. Он принялся распевать даосские гимны, затем начал разговаривать сам с собой. Веря, что на него снизошло божественное вдохновение, он и подумать не мог, что отравлен. Он не объявлял, что произнесет свою последнюю проповедь, – заметьте это! – или что намерен оставить этот мир, у него не было никаких оснований такое говорить… Он лишь хотел поделиться со своими учениками откровениями, ниспосланными ему небом. Чуть позднее он откинулся назад в своем кресле, чтобы немного отдохнуть после долгой речи. И тут с радостью в сердце он скончался.
– Великое небо! Ди, должно быть, вы правы! – воскликнул Суень Мин. – Но почему этот глупец Истинная Мудрость его убил и почему стремился исповедаться в своем преступлении передо мной?
– Предполагаю, что Истинная Мудрость опасался, что старик настоятель перед всеми обвинит его в некоторых проступках. Нефритовое Зеркало уже написал доктору Цуну, что подозревает эконома в безнравственных деяниях по отношению к послушницам. Естественно, если бы это стало широко известно, Истинная Мудрость мог бы считать свою духовную карьеру конченой.
Суень Мин провел ладонью по глазам.
– Безнравственные деяния! – повторил он. – Наверное, глупец занимался черной магией с партнершами другого пола. Великое Небо! Ди, в этой истории и на меня падет доля ответственности. Я поступал неправильно, закрываясь в своей библиотеке. Мне следовало бы больше интересоваться делами общины. Но и Нефритовое Зеркало виноват: почему он не поделился со мной своими подозрениями? Я не имел ни малейшего представления…
Он не закончил фразы, и судья продолжил рассказ: