Ночи и рассветы
Шрифт:
— Прибавь, дорогой, еще один золотой!
— Ничего не прибавлю. Пойдем!
— А ну, господь с тобой! Три так три!
Голос хозяина покрывал базарный шум:
— Нет, ты видела, Ангело? Мошенники чертовы! Кого провести хотели, прощелыги?
От радости у Андрикоса выросли крылья.
— Каков дьявол! — говорил он. — Но больше всего я рад, что не пошел к этому иезуиту и не отдал ему все вещи за горстку фасоли. Вот, пожалуйста, три золотых. А ты знаешь, что это значит для бедняжки Розалии? Трех золотых она не выручила за
Его возбуждение было так заразительно, что понемногу передалось и Космасу. Он тоже радовался, что они выгодно продали вещи Розалии. Но вместе с тем он думал, что сейчас Андрикос от радости готов сделать сальто, а если бы года два назад, когда он был служащим солидной компании — в галстуке, в отутюженном костюме и с полным желудком, — если б ему кто-нибудь сказал тогда, что он будет старьевщиком на толкучке, Андрикос решил бы, что этот человек сумасшедший. А если бы поверил в пророчество, то предпочел бы скорее провалиться сквозь землю, чем выносить этот позор. Теперь же Андрикос мирится со своим ремеслом, порой оно даже доставляет ему удовольствие. И, кто знает, может быть, за всю его жизнь не так уж много выпадало минут, когда бы он переживал радость так сильно, как сейчас.
Но хорошее настроение держалось недолго. Улицы как-то сразу опустели, словно вместе с сумерками к городу протянулась чья-то сильная рука, хорошенько встряхнула его и на улицах не осталось никого, кроме патрулей да пьяных молчаливых женщин, выползавших с наступлением темноты, как улитки после дождя.
Еще не совсем стемнело, когда Андрикос и Космас натолкнулись на итальянский патруль. Сначала они услышали топот и крики. Еще не сообразив, откуда доносится шум, они увидели мужчину в штатском — он выскочил из переулка и побежал прямо на них. Итальянцы догнали его. Один из солдат ударил его прикладом, и тот со стоном упал на землю. Тогда итальянцы набросились на него и принялись топтать ногами. Упавший кричал, звал на помощь. Солдаты били и ругались — все сразу, возбужденно и беспорядочно, было похоже, будто они топчут виноград. В стремительном потоке итальянской брани нельзя было разобрать ни одного слова. Впрочем, один солдат стал ругаться по-гречески. Он беспрерывно повторял: «Рогоносец, рогоносец, рогоносец!» — и что было сил колотил упавшего.
Первым опомнился Андрикос.
— Не нужно стоять на одном месте, — тихо сказал он Космасу, — а то они и за нас возьмутся. Пойдем напрямик. И слушай: когда подойдем, отдай приветствие! Правой рукой, знаешь…
Когда они приблизились, их остановил гневный окрик:
— Venita qua! (Идите сюда!)
Они замерли и в знак приветствия подняли правые руки.
— О! — удовлетворенно произнес подошедший итальянец. — Allora va bene. (Это другое дело.) Da dove venite? (Откуда вы?)
— Dal mercato, signore! (С рынка, синьор!)
— Mercato nero? Speculator!? (Черный рынок? Спекулянты?)
— No, signore! (Нет, синьор!)
— Hai una figlia? (У тебя есть дочка?)
— Si, e bellissima! (Есть, есть, очень красивая девушка!)
Отделившись от тех, кто все еще топтал лежащего человека,
— Весь грек есть рогоносец!
Дышал он прерывисто, как взмыленный конь. Лицо, вытянутое от злости, вплотную приблизилось к лицу Андрикоса. Андрикос перевел его слова в шутку:
— Ha ragione, signore. Il greco e'un cornuto, pero la ragazza 'e molto bella. (Синьор прав. Греки рогоносцы, зато гречанки очень красивы.)
Первый солдат залился смехом.
— Questo greco 'e proprio un buffone! (Да этот грек настоящий паяц!)
Второй по-прежнему смотрел волком.
— Quando saremo stufi con le ragazze, comincieremo con le vostte mogli! (Как только покончим со всеми синьоринами, мы примемся за ваших жен!)
— San Pietro abbia almeho pieta di noi uomini! (Пусть святой Петр пожалеет хоть нас, мужчин!)
Первый снова залился смехом.
— Ma, si ha proprio del gusto! (Да, он знает толк в шутках!)
Человек, которого избивали в нескольких шагах, уже не стонал. Итальянцы отошли от него и перестали ругаться. В тишине пустынной улицы раздавался лишь смех веселого солдата.
— Эй! — грубо крикнул кто-то из патруля. — Chi sono quelli la? (Кто там у вас?)
Он отделился от своих и подбежал к задержанным. Солдаты расступились.
— Dove andate? (Куда вы идете?)
— A casa nostra, signer capitano! (Домой, господин капитан!) — сказал Андрикос, снова поднимая руку.
— Io non sono capitano, ma solo sergente! (Я не капитан, а всего лишь сержант!) — сказал тот, понижая тон.
Андрикос собирался что-то добавить, но сержант, размахнувшись, закатил одну оплеуху ему, другую отвесил Космасу. Потом схватил Андрикоса за шиворот.
— Allontanatevi immdiatamente appena io chiudo un occhio! (Пошли вон! И чтоб духу вашего здесь не было!)
Космас и Андрикос бросились бежать. За их спиной снова захохотал солдат…
Когда они свернули в переулок, Андрикос едва стоял на ногах. Его грудь поднималась и опускалась, как мехи. Чтобы не свалиться на мостовую, он схватился за Космаса.
Они шли молча. Но не из страха — страх остался где-то позади. К человеку, шагавшему рядом, Космас испытывал сейчас нечто вроде отвращения. За минувшие дни он привязался к Андрикосу, а теперь тот казался ему совсем чужим. Его паясничанье, его унижение перед итальянцами, хоть и спасло им жизнь, вызвало в душе Космаса бурю противоречивых чувств — то гнев, презрение, отвращение, то понимание и жалость.
— Дешево отделались! — произнес наконец Андрикос, явно для того, чтобы сломить лед.
Космас не ответил. Они еще раз свернули за угол, — А знаешь, другого, они, кажется… Космас и на этот раз промолчал. Тогда Андрикос взял его за руку.
— А ну, скажи мне, — мягко проговорил он, — почему ты не отвечаешь?
С минуту они смотрели в глаза друг другу. Взгляд Андрикоса выражал покорность, и Космас вдруг почувствовал себя виноватым.
— Да что ты, что ты! — пробормотал он и попытался улыбнуться.
— Но ты подумал, что я…
— Ничего я не подумал! Что ты в самом деле?