Ночи и рассветы
Шрифт:
— Глянь-ка сюда! — Фантакас быстро расстегнул шинель и распахнул одну полу. Там, привязанный к телу черной веревкой, висел автомат «томпсон». На широченной груди Фантакаса он почти не выделялся. — И никому я его не отдам!
— Это называется нарушением приказа!
Фантакас рассердился:
— Разожги костер и скажи мне: «Прыгай!» Я прыгну! Но автомат не отдам! Знаешь, кто проехал здесь сегодня утром?
Космас догадался еще до того, как Фантакас назвал его имя.
— Тот самый предатель, посыльный из Шукры-Бали! С отрядом национальной гвардии! Два наших парня видели его на вокзале, они здесь, хочешь — спроси у них. Сюда он не приехал
Фантакас застегнул ремень, подобрался.
— Не тужи, Фантакас! Больше бодрости! — обнял его Космас. — Времена переменятся…
— Бодрости у меня сколько хочешь, а вот патроны если понадобятся, где найти патроны?
— Пусть лучше не понадобятся! Будь здоров! — И Космас почувствовал свою руку в твердой ладони Фантакаса.
— Будь здоров, Космас! До скорого свидания!
— В Афинах?
— А! — Афины Фантакаса не привлекали. — Давай лучше на Астрасе. Там ели и воздух чистый…
В город Космас вернулся вместе с Бубукисом, которого тоже встретил в казармах. Бубукис сказал, что в газету пришло письмо от Спироса. Письмо было из Трикала, туда занесло при отступлении редакцию «Свободы». Спирос спрашивал о Космасе и просил передать ему, чтобы тот поскорее ехал в Афины и разыскал их редакцию.
— Они, наверно, уже в Афинах! — говорил Бубукис. — На днях газета снова откроется. А вы тоже на днях сдадите оружие и поедете…
— А ты что собираешься делать?
Бубукис улыбнулся, и его голос зазвенел, как колокольчик:
— Жду распоряжений! Пока что останемся здесь, с нашим дорогим Лиасом.
— А Элефтерия?
Лицо Бубукиса осветилось радостью.
— Элефтерия со мной! Надо поскорей подыскать попа и обвенчаться. Мы, брат, надеялись увильнуть от этой процедуры, думали, что наш брак будет первым гражданским браком в Греции…
«Одним из первых, потому что не вы одни так думали», — хотел сказать Космас, но промолчал. Зачем портить другу настроение? Бубукис был счастлив, это чувствовалось даже по его легкой, прыгающей походке. И он заслужил свое счастье, он тоже дорого за него заплатил: годы юности остались позади — в тюремных камерах и на двух-трех островах Эгейского моря. Но счастье, когда ты его наконец находишь, поспешно перечеркивает дурные дни прошлого и заодно те дурные дни, которые, может быть, придут.
…Бубукис тоже умолк, словно устыдился своего счастья перед горем Космаса. Так, молча, они вошли в Астипалею.
— Погоди, — вдруг насторожился Космас, — что это еще за песня?
— Во всяком случае, не кантаты! — прислушавшись, пошутил Бубукис.
— Конечно, не кантаты. — Космас слышал эту песню в Афинах в горячие дни перед декабрьскими событиями: «Москва, София, вы будете нашими».
— Словно летучие мыши, — сказал Космас.
— Да, почуяли темноту и распустили крылья. Но разве настоящие крылья у летучих мышей? Они ведь даже не птицы…
Из освещенных окон послышались здравицы в честь англичан и короля, а потом ругань в адрес ЭЛАС.
— Вот это здорово! — поразился Космас. — Уже распоясались. Ты только подумай — в Астипалее стоит еще целая дивизия, а они не стесняются, поют…
— Делать нечего. Послушаем, — сказал Бубукис. — Главное — хладнокровие.
— Хладнокровия хватит, а вот если…
Зачем было спрашивать?
XVIII
В Астипалею начали прибывать английские грузовики. По соглашению они должны были развести партизан по их краям. Те бойцы, что жили в области Аетипалеи, прощались с товарищами, прятали в карман узенькую бумажку воинского свидетельства — почетный аттестат и дорогую память — и расходились пешком. Так однажды вечером ушел со своими земляками Фантакас — все они были в плотно застегнутых шинелях. Город понемногу пустел. Но много еще дней звучали прощальные песни, бородатые безоружные мужчины обнимались и целовались прямо на улице, желали друг другу счастья.
С одним из грузовиков, уходивших в Афины, Космас отправил госпожу Георгию. «Спасибо, мой мальчик, за все, что ты для меня сделал, — со слезами говорила она на прощанье. — А мы тебе делали только зло. Когда приедешь в Афины, обязательно заходи к нам… Большое спасибо…»
Английский ефрейтор, распоряжавшийся грузовиками, предложил первую машину командованию и штабу.
— Нет, — отказался Ставрос, — пусть сначала едут партизаны…
И каждый раз, когда отправлялась новая партия, он выходил на площадь попрощаться. Бойцы пожимали ему руку.
— Будь здоров, комиссар!
— До скорого свидания, теперь уже в мирной работе и борьбе! — кричал им Ставрос. — Счастливого пути!
Как-то раз в полдень, проводив одну из последних партий, Ставрос и Космас вместе возвращались в областной комитет.
— На днях поедем и мы, — сказал Ставрос. — Какие у тебя, Космас, планы?
— Какие планы? Куда космос{ [91] }, туда и Космас.
Ставрос засмеялся.
— Это ты хорошо сказал, но я переверну, и будет лучше: куда Космас, туда и космос. Так будет правильнее, потому что впереди нас ждет жестокая борьба, пожалуй, более жестокая и решительная, чем та, что мы вели…
91
Космос — по-новогречески: вселенная, люди. В данном случае слово употребляется во втором значении.
Сейчас Ставрос говорил мягче, в его голосе не слышалось тех суровых, категорических ноток диктата, которые обычно мешали окружающим найти с ним общий, дружеский язык.
— Я хочу тебя спросить… — начал Космас.
— Спрашивай. — Ставрос остановился и ждал.
— Этот вопрос задают все партизаны, хотя им уже не раз на него отвечали… Может, в той борьбе, что нас ждет, понадобится оружие, которое мы теперь отдаем…
— Нет, это исключено. И разговоры эти необходимо пресечь. Мы поставили свои подписи под соглашением, и наш долг — его выполнить. Теперь, Космас, нам много чего придется выслушать. Много будут говорить об ошибках, которые были и не были допущены. Найдутся недоброжелатели, которые не упустят этого случая. Но не им нас судить. Никто с того берега не имеет права судить о борьбе, в которой они не приняли участия. Возможно, мы ошибались, возможно, мы где-то споткнулись, Нас рассудит история, когда для этого наступит время, нас рассудят борцы, а не дезертиры. Эти шарлатаны пойдут на все, чтобы обмануть народ, а мы, Космас, должны сделать все, чтобы просветить его, чтобы удержать наше единство, сохранить дух Сопротивления. За это мы и будем бороться…