Ночи и рассветы
Шрифт:
— Сюда, коллеги!
Потом крикнул полицейским:
— Янычары проклятые!
Он размахивал ручищами и разбрасывал продолговатые прокламации. Космас поймал одну из них. Девушки за оградой кричали полицейским:
— Руки прочь от народа!
Прокламация была отпечатана на красной бумаге: «Греки, все, кому дорога свобода родины! День 25 марта, день годовщины революции ваших отцов, призывает вас к борьбе. Независимо от своих убеждений, вступайте в ряды ЭАМ. Боритесь за хлеб, который у вас отняли, за свободу, которой вас лишили. Будьте достойными
33
Вожди революции 1821 года.
На улице Академии скопились большие силы полиции и итальянцев. Солдаты выпрыгивали из автомобилей и бежали наперерез пробивавшимся к площади Гетеристов.
— Скорее! Скорее! — кричали сзади.
— Эти подлецы перекроют нам дорогу!
Бежавшие впереди успели прорваться. Космас и еще несколько человек очутились в окружении. Сзади их нагоняли полицейские. Впереди итальянцы перекрыли дорогу. Круг замкнулся.
— Сюда! — крикнул кто-то и полез на забор библиотеки.
Их настигали. В ту минуту, когда Космас уже готов был перемахнуть через решетку, железная рука вцепилась ему в волосы.
— Постой-ка, герой!
Это был полицейский. Следом за ним бежал итальянский солдат в каске. Увидев, что полицейский уже схватил Космаса, солдат повернулся и кинулся за другими.
— Руки прочь! Ты что, не видишь? — сказал Космас полицейскому, кивнув на венок.
— Бросай, говорят тебе! Ишь ты, «руки прочь». Я вот покажу тебе!..
— Выдашь меня итальянцам? Разве ты не грек?
— Смотри ты, черт возьми, сосунки — и туда же! Решили, что только они патриоты!
Полицейский отпустил волосы Космаса и потянулся за венком. Космас выпустил венок и, почувствовав себя свободным, спрыгнул в сад и бросился бежать.
— Стой, говорю! Стой, чтоб тебя!..
Космас присоединился к демонстрантам, которые бежали с другой улицы к воротам на улицу Исократа, Но итальянцы и полицейские уже оцепили сад.
— Ни с места! — угрожали они пистолетами.
Студенты ругались:
— Прихвостни Муссолини!
— Фашисты!
В сад ворвался новый отряд, вооруженный пистолетами и нагайками. Двое навалились на Космаса и заломили ему руки за спину.
У тротуара стоял крытый грузовик.
IX
Большой зал полицейского участка набит битком. Окровавленные головы, порванная одежда, суматоха, крики… То и дело дверь открывается, и в зал вливается новая волна арестованных. Те, кто вышли из переделки невредимыми, протиснулись к железной двери. Через разбитое окошко было видно, как полицейские сновали вниз и вверх по лестнице.
— Эй, иуды, откройте! Нужно вынести пострадавших!
— Вызовите «скорую помощь», здесь
Космас прильнул лицом к двери. В глубине зала снова запели гимн. Рядом с Космасом оказался высокий парень, разбрасывавший прокламации. Один глаз у него почернел и опух. Просунув голову в разбитое окошко, парень кричал полицейским:
— Чего же вы, подонки, не идете в Команде Пьятца получать свои предательские сребреники! Откройте, дайте нам вынести раненых! Убийцы!
Полицейские, не произнося ни слова, проходили мимо.
— Да позовите же офицера! Вы слышите или нег? У нас есть раненые!
На лестнице появился офицер. Прищурившись, он смотрел на высокого.
— Ну что ты на меня уставился?
— Да вот не мог тебя сразу признать, Кофинас!
— А сейчас, раз признал, Открой дверь, у нас раненые.
— Опять тебе глаз подбили?
— Твоих молодцов работа. Значит, к Гитлеру служить пошли? Открывай, иначе ты будешь за все в ответе.
— Три года на Анафисе{ [34] } тебя не образумили?
— Здесь умирают три человека. Если вы не примете мер и сейчас же не отправите их в больницу, ты будешь нести за это личную ответственность.
Офицер подошел поближе:
— За что, Кофинас? Что я тебе сделал?
— Вот так вопрос! Вместе с итальянцами стреляли в народ…
— Народ? Ты эту коммунистическую пропаганду лучше оставь. И сюда пришел агитировать?
— Во-первых, я не пришел, меня притащили силой. И, во-вторых, какая же это пропаганда? Разве пропаганда то, что вы служите Команде Пьятца? И что запрятали нас сюда, чтобы выдать итальянцам? А мой подбитый глаз? Это тоже пропаганда?
34
Остров в Эгейском море, место ссылки коммунистов.
Девушка, выглянувшая в соседнюю дверь, закричала:
— Делегация идет! И профессор тоже!
В коридоре показалась группа людей. Впереди шли пожилые, сзади — юноши и девушки. В центре шагал старичок с сухим, аскетическим лицом. Щеки его запали, образуя две глубокие ямы, седые волосы торчали в разные стороны.
— Нам нужен господин начальник, — прошамкал беззубым ртом старичок.
— Я начальник, — ответил офицер.
Старик взглянул на него и нервно кашлянул.
— Мы решительно протестуем… Стыдно! Это позор!..
— Господин профессор…
— Мы требуем освобождения всех студентов, которых вы арестовали при исполнении ими священного долга.
— Господин профессор, вы оскорбляете полицию!
— Я не собираюсь оскорблять кого бы то ни было. О каждом судят по его делам. Мы хотим, чтобы вы освободили студентов. Всех без исключения. Мы поражены: как вы осмелились арестовать греков в то время, когда они возлагали венок на памятник борцам за революцию? Это неслыханно!
Офицер вынул из кармана пачку бумаг: