Ночи и рассветы
Шрифт:
— Господин Вардис, не согласитесь ли вы сотрудничать с нами?
Майор засмеялся.
— Ну, сами посудите, какое может быть сотрудничество между победителями и побежденными? Вы — оккупанты, мы — рабы. Сотрудничество предполагает равенство. Равенства нет, — значит, не может быть и сотрудничества. Любое сотрудничество с победителями было бы предательством.
Итальянский офицер выслушал это и улыбнулся.
— Хорошо! — сказал он и повернулся к офицеру жандармерии: — Остальных нужно убрать отсюда!
— Куда же их девать? Все камеры
Итальянец подумал, но пришел к тому же решению.
— Здесь им нельзя оставаться! — переводил солдат. — О чем вы думали, когда принимали их?
— Хорошо, я отошлю их обратно.
— Если вам некуда их перевести, отправляйте обратно.
Арестованных снова вывели в коридор. Офицер приставил к ним двух жандармов, а сам последовал за итальянцами. Вскоре он вернулся с полицейским.
— Этих заберите обратно, — сказал он. — И куда их везти?
— Куда хотите. В участок, в управление — не знаю. Я их принять не могу.
— Ладно, — ответил полицейский. — У нас остался один грузовик. Я отвезу их в участок.
— Делай как знаешь. Ты один?
— Нас двое.
— Ну, валяйте.
— Пошли, ребята!
Их снова заперли в грузовике.
Когда машина двинулась, двое или трое затянули песню. Но никто их не поддержал. Все были измотаны. Космас тоже лежал в полном изнеможении. Автомобильная качка усыпила его.
Машина резко затормозила, и арестованные повалились друг на друга. Несколько минут они не двигались с места. Все молчали.
Потом дверь открылась.
— Эй вы, герои! — крикнул кто-то снаружи, и в дверь просунулись головы двух полицейских.
На улице было темно.
— Эй, вы! Живы? Вставайте скорее!
— Куда теперь? — спросил кто-то. — Что вы нас возите взад-вперед? Это вам не цирк.
— Ну вот, послушайте меня, — сказал полицейский. — Получилось так, что вы лишние. Никто вас не считал, никто вас не принимал. Чтобы духу вашего здесь не было!
Никто не тронулся с места.
— Да вы что, оглохли?
— Брось ты эти штучки! — ответили ему из глубины грузовика. — Что мы, в прятки играем?
— Давайте скорее, пока есть время! — опять крикнул полицейский. — Мы не обманываем вас, честное слово!
Парень, стоявший у самого края, спрыгнул и побежал. За ним прыгнул второй…
В тот момент, когда прыгал Космас, полицейский зажег спичку и осветил грузовик.
— Все? — спросил он.
Космас бросился бежать.
— Эй, ты! — вдруг услышал он окрик за своей спиной. — Да стой же… Космас!
Космас остановился. К нему бежал полицейский.
— Космас! Это ты? Да отвечай же!
— Я.
— Ты что, не узнал меня? Я Феодосис!
— Феодосис?
— Да, да! Сын твоей учительницы…
— Госпожи Евтихии? Феодосис?
Полицейский обнял его.
— Какими судьбами? — спросил он. — Как ты впутался в эту историю?
— Да и ты, посмотрю, запутался не меньше меня. А я совсем про тебя забыл,
— Знаю. Вы встретились на контроле в Коринфе. Она мне писала.
— Феодору! — крикнул из темноты его товарищ. — Брось ты, наконец, своего земляка, мы опаздываем!
— Ты поезжай, — ответил Феодосис, — я пойду пешком. Разве можно бросать земляков?
Грузовик тронулся и с грохотом исчез в темноте.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Подножия гор еще покрыты мраком,
Но первые лучи восхода
Уж осветили пик Родопи.
I
Однажды утром пришел Феодосис и увел Космаса с собой. Он был в штатском.
— Народ нас, полицейских, не больно-то жалует! — говорил он Космасу. — Еще немного — и, помяни мое слово, они будут кидаться на наши мундиры, как бык на красную тряпку. На днях меня едва не растерзали… Рабочие шли к министерству труда. Нас послали разогнать их и окружить на улице Стурнараса. Ну и дали же они нам жару, братец ты мой!.. Кое у кого даже оружие отняли! Я успел нырнуть в переулок, увидел открытое окно и прыгнул в него.
— Их-то я понимаю, — ответил Космас, — я другого в толк не возьму: чего ради ты связался с полицией?
Феодосис был немного старше его. Когда госпожу Евтихию перевели в их школу, он уже ходил в гимназию. Безупречный пробор, черные очки, отутюженные брюки и прогулки вдоль железнодорожной линии с местными модистками. Господин Периклис и Евтихия втайне гордились сыном. Они наняли француженку и учили его французскому языку, но, кроме слова «voila», Феодосис так ничего и не усвоил. И мальчишки, увидев его рядом с француженкой, кричали из-за угла: «Вувала!»{ [37] }
37
Увалень, тупица (греч.).
Гимназию Феодосис окончил во время диктатуры. Он состоял в ЗОН{ [38] }, но на сборы ходил редко, за что его выгнали из звеньевых и перевели в рядовые. Была у него страсть сочинять любовные письма. Он выучил наизусть «Вертера» и писал возвышенным слогом, с пышными эпитетами и метафорами, щедро расставляя восклицательные знаки и многоточия…
Самым верным клиентом Феодосиса был сын директора гимназии Арсенис, который заказывал ему по два письма в день и без малейших угрызений совести посылал сестре автора Йемене.
38
Фашистская организация молодежи во время диктатуры Метаксаса.