Ночи и рассветы
Шрифт:
…Потом его кто-то зовет. Вместе с Телемахом они отправляются к секретарю. Едут сначала в трамвае, потом в автобусе. Входят в какое-то ателье, огибают перегородку и спускаются по лестнице. «Мы пришли немного раньше, — говорит Телемах. — Ставрос всегда является с точностью до секунды…» Ставрос! Он не помнит, когда в первый раз услышал это имя. Его произносят тихо и серьезно. Оно связано с тюрьмой, подпольем, борьбой, с верой и непоколебимой преданностью цели. Ставрос пришел секунда в секунду. Высокий, плечистый; тонкие губы, которые никогда не улыбаются. Твердый голос: «Шестнадцатого
Бабушка за его спиной убирает землю. Она наполняет ею два ведра и проворно, как девочка, прыгает из подвала и в подвал.
— Устала, бабушка?
— Устала.
— Ну, садись, отдохни.
— Сяду. Вот снесу ведро и сяду, И носит до самого утра…
Земля вынесена не вся. Часть остается до следующего вечера. Они стоят, прикидывают на глаз. Начинаются расчеты. Космас проводит на стене двенадцатую черту — двенадцатый день работы окончен…
Секретарь — третье лицо, посвященное в тайны маленького домика. Есть и четвертое — Янна.
Она племянница госпожи Иоанну. Дочь ее младшего брата, господина Такиса, который служит заведующим отделом в каком-то министерстве. Правда, он еще не приходил к сестре в ее новый дом. Очень занят. Но скоро обязательно зайдет. Космас догадывается, что роль господина Такиса предназначена для редактора, которого они ждут.
Янна приходит регулярно. Приносит корзинку с фруктами, что-нибудь из продуктов. Поцелуи, объятия, и все это во дворе, на виду. Янна тоже выполняет важное поручение: до конца срока она должна перетащить к ним шрифт. Она носит его понемногу — на дне корзинки. Для перевозки пресса и приемника тоже нашелся благовидный предлог: госпожа Иоанну еще не перевезла все свои вещи, и ее брат, господин Такис, на днях возьмет служебную машину и доставит все остальное.
Когда приходит Янна, Космас всегда чем-нибудь занят. Он старается не оставаться с ней наедине. Но однажды это все-таки происходит: бабушка вышла в огород, и они остались с глазу на глаз. Он хотел объясниться, но не смог: возвращаться к тому разговору слишком тяжело. Пожалуй, впервые с тех пор она не смотрит на него враждебно, отчужденно. Но в ее взгляде Космас угадывает жалость: Янна его жалеет. Наверное, жалеет «мелкого буржуйчика», взявшегося не за свое дело…
Космас провел на стене тринадцатую черту, и бабушка Агнула вдруг объявила, что работа закончена.
Она снова спустилась в подвал, осмотрела, обмерила пядью и, пожалуй, впервые за все это время пришла в хорошее настроение.
После обеда бабушка принарядилась. Космас слышал, как она разговаривала во дворе с госпожой Афиной.
— В город собралась, госпожа Иоанну?
— Что поделаешь, госпожа Афина! Сегодня нужно получить пенсию. Пора позаботиться и о вещах. Если Такису сегодня дадут машину… А то без вещей все как-то не по себе, будто в чужом доме живешь.
— Ну что тут говорить, госпожа Иоанну, если у хозяйки не все под рукой…
V
Вещи
Просторный подвал перегородили, по одну сторону разместили типографские ящики, по другую — пресс. Там же на чурбаках пристроили приемник. С приемником пришлось повозиться. Чтобы его замаскировать, поставили легальный приемник наверху, в комнате. За одну ночь Космас стал заправским электротехником. Он так удачно сделал проводку, что ему мог бы позавидовать настоящий мастер.
Яма глубокая — наборщик может стоять в ней во весь рост. Но отверстие нельзя закрывать ни на минуту — воздуха не хватает. В подвале душно и сыро. Пахнет землей, которой завален весь дом. А тут еще и сурьма! Пары поднимаются в комнаты; окна распахнуты настежь, но это не помогает. Бабушка утешает: скоро все выветрится.
Не успели они преодолеть первые трудности, как появились новые. Нужно обучиться набору. Сейчас этим занимается бабушка: она вооружается очками, и мигнуть не успеешь, как в верстатке уже лежит несколько строк.
Первая прокламация не длинная. Две тетрадные страницы, исписанные карандашом. Для бабушки это сущий пустяк. Космас тоже мучается над шрифтом. Он набирает по буковке. Все внимание сосредоточено на кассе: в одном квадрате заглавные буквы, в другом — строчные, с ударением, без ударения, знаки препинания — для всех свое место. Но Космас никак не может привыкнуть. Буквы ускользают от него, прыгают из квадрата в квадрат, и вот уже рушатся квадраты, а вслед за ними и весь набор. Верстатка тоже норовит выскользнуть из рук. Пальцы не слушаются: вместо того чтобы ставить буквы в верстатку, они тянут их в кассу.
Наконец Космас набрал первый параграф. Он укрепил набранную страницу, прошелся по ней валиком и снял листок. Ничего не получилось. Ни одно слово не стоит, где ему положено. Буквы перемешаны, ударения рассеяны как попало, заглавные буквы втесались в середину слова.
Бабушка Агнула ободряет:
— Для начала совсем не плохо!
Она берет в левую руку верстатку, в правую — вилку, и ее руки, словно вышивая, делают стежок за стежком. Они чуть-чуть дрожат, но мелькают так быстро, что начинает рябить в глазах.
— А теперь сними-ка, Космас!
Она хватает листок бумаги и валиком прижимает его к набору. Космас сдергивает страницу. Фраза течет гладко и свободно: «Вперед! Сыновья и дочери Греции, готовьтесь к решительной борьбе…»
Сердце Космаса трепещет. Сколько раз испытывал он волнение при виде подпольной листовки! А теперь перед ним листовка, в которой есть крупица и его труда.
Руки бабушки Агнулы мелькают, как спицы. И пока Космас готовит бумагу, страница уже набрана и стиснута в рамках. Пресс пока еще не собран, но им помогает многолетний опыт бабушки — работают они по методам, существовавшим еще на заре типографского дела. Бабушка закрепила набор в железных тисках и полила сверху чернилами. Одной рукой накрывает набор чистым листком, другой снимает отпечатанный. Космас изо всех сил налегает валиком на бумагу.