Ночи и рассветы
Шрифт:
Спирос уже приготовил маленькие листовки, На одной из них Космас увидел стихи Паламасаз
Земля порабощенная, восстань! Воспрянь, Канариса{ [60] } Эллада!На другой были стихи Ригаса:
Пусть лучше час свободы нам суждено прожить, Чем сорок лет в неволе жизнь рабскую влачить!На остальных листовках — короткие лозунги:
«Хлеба!
«Смерть фашистским убийцам и их приспешникам!»
«Столб с перекладиной, огонь и топор предателям!»
«Греки тысячу раз предпочтут умереть, чем пойти на службу к фашизму!»
60
Константин Канарис (1790–1877) — герой революции 1821 года.
Ночь пролетела быстро. Только на рассвете они закончили печатать и стали упаковывать прокламации. Получилось четыре больших пакета. По одному на каждого.
Первым, когда соседи еще спали, вышел Спирос. Чуть позже ушла бабушка.
Было часов девять, когда Космас и Янна доехали на автобусе до улицы Академии. Они занесли пакеты в кафе к Георгису и спустились к площади Омонии. Космас думал, что в городе уже начались волнения, и был разочарован, когда увидел обычную будничную картину.
— Не торопись, — говорила Янна, — через полчаса все придет в движение. Пойдем-ка лучше на площадь Канингоса.
На площади Канингоса было спокойно. Но ровно в десять сюда со всех улиц стали стекаться группы демонстрантов. В несколько минут они заполнили всю площадь. Неподалеку от Космаса над толпой поднялся человек в крашеном солдатском кителе и начал речь:
— Правительство предателей подписало приказ о мобилизации…
Со всех сторон послышались крики: «Смерть предателям!» Они заглушали голос оратора. Но тот продолжал говорить и жестами призывал собравшихся к порядку. Наконец гул толпы немного стих. Оратор сказал, что намерения немцев и их греческих сотрудников ясны. Фашисты на всех фронтах терпят поражение. Восточный фронт уже стал могилой гитлеризма. Удары Красной Армии и бомбардировки союзнической авиации каждый день доставляют на кладбища и в госпитали тысячи вражеских солдат. Фашистское чудовище истощено, оно истекает кровью и уползает в свое логово. Ему нужны оборонительные сооружения, нужны рабочие руки. Вот в чем цель мобилизации, которую они уже сумели навязать народам в ряде оккупированных стран. Теперь они хотят навязать ее Греции.
— Но в Греции у них ничего не выйдет! Они не смогли послать ни одного грека на русский и другие фронты. Ни один грек не пойдет на строительство оборонительных сооружений. Греки воюют против фашизма! Мы первыми поднимаем знамя борьбы против принудительной мобилизации! И только победа положит конец этой борьбе. Ничто не может нас устрашить. На попытки навязать нам мобилизацию мы ответим всеобщей забастовкой, сопротивлением и партизанской войной!
Янна показала в сторону улицы Академии. Оттуда несли греческое знамя. В первый раз бело-голубое полотнище свободно развевалось на улицах города! За знаменем колыхался огромный плакат. На нем большими буквами был написан лозунг, который Спирос и его помощники печатали ночью: «Греки тысячу раз предпочтут умереть, чем пойти на службу к фашизму!»
В центре площади подняли на руки человека с рупором. Он крикнул:
— Внимание! Внимание! Все в министерство труда!
В министерстве хранились списки мобилизованных.
— В огонь!
— Поджечь
Площадь зашевелилась. Зазвучали песни. В рупор снова кричали:
— Внимание! Внимание!
Передние ряды остановились, задние стали напирать на них. Началась толкотня.
— Знамя вперед! — крикнули в рупор.
Ряды расступились, и знаменосца пропустили вперед. За ним проследовали большой плакат и целое море маленьких флажков и красных полотнищ с лозунгами. Шествие двигалось вперед.
Лицо Янны горело. Она поднималась на цыпочки, стараясь охватить весь людской поток.
— Жаль, что у нас нет плаката! — сказала она Космасу.
Возле них какой-то мальчик старался пробиться через толпу. В одной руке он держал большой красный плакат, свернутый в рулон. Этот плакат мешал ему пробраться вперед.
— Куда ты несешь его, товарищ? — спросил Космас.
— Я потерял своих! — с досадой сказал мальчик. — Помогите мне пройти.
— Дай мне плакат, и тогда пройдешь!
Мальчик с обидой посмотрел на Космаса.
— А что ты делал ночью? — спросил он. — Спал? Ну вот. А я всю ночь писал…
— Раз так…
Космас посторонился, парнишка протиснулся и скрылся в толпе. Но прошло немного времени, и они снова столкнулись. Парнишка был красен, как рак, и пыхтел от натуги: плакат был слишком велик для него.
— Ну как, не нашел еще своих? — спросил Космас.
Мальчик не ответил. Он сделал еще одну безуспешную попытку пробиться вперед и, отчаявшись, обернулся к Космасу:
— Знаешь что, товарищ? Бери пока плакат, но если я разыщу своих, ты мне его отдашь. Идет?
Космас развернул плакат. Это был кусок материи, прикрепленный к деревянным планкам. За одну планку взялась Янна, за другую Космас. Белой краской, очень неровными буквами — большими вначале, крохотными в конце — на плакате были написаны две первые строки национального гимна:
Узнаю клинок расплаты, Полыхающий грозой{ [61] }, —61
Перевод А. Тарковского.
а с краю большими буквами: «ЭАМ».
Космас обернулся. На мгновение он увидел мальчика, промелькнувшего в толпе, но тотчас же потерял его из виду.
Колонна вышла к красному зданию министерства.
У министерства уже завязался бой. Здание было оцеплено, вокруг него в несколько рядов стояли немецкие солдаты и итальянские карабинеры. Первые шеренги демонстрантов несколько раз пытались прорвать их цепь и выйти к зданию, но не сумели. Немцы отбросили их ружейным залпом. Между солдатами и народом образовалась мертвая зона, на которой остались лежать первые раненые. Но демонстранты не отступили. Всюду колыхались знамена и плакаты, звучали песни. Ораторы призывали народ к новой атаке.
Тот самый человек в солдатском кителе, который выступал на площади Канингоса, снова говорил, поднявшись на плечи товарищей. Его не было слышно, и тогда он взял рупор. Несмотря на то что гул толпы заглушал его голос, все понимали, о чем он говорил. Каждый сознавал: если они отступят, мобилизация станет реальностью. А чтобы выиграть этот бой, нужно захватить здание и сжечь списки.
X
— Пойдем вперед! — сказала Янна. — Сейчас начнется наступление…