Ночи и рассветы
Шрифт:
Тогда он решил войти.
Космас вставил ключ в замочную скважину и вдруг почувствовал, что они уже здесь.
Он немедленно вынул ключ и повернул к калитке. Тогда из сада выскочили двое и приказали:
— Стой! Ни с места!
Они сказали это очень тихо. Очевидно, не хотели поднимать на ноги соседей, рассчитывали переловить их поодиночке. Решили, наверно, сидеть там хоть целый день, пока не поймают Спироса.
Бежать было уже невозможно. Космас и
Выход подсказали агенты:
— Эй, слышишь? Попробуй пикни, сволочь! Живо открывай дверь и входи!
Космас набрал в легкие воздуху и заорал что было сил:
— На помощь!
— Заткнись, ублюдок!..
Где-то хлопнула дверь.
— Что с вами, дорогой?
Госпожа Афина! По плитам двора простучали ее босоножки.
— Что произошло, господин Василакис? В чем дело, дитя мое?
— Цыц, окаянный!..
Они уже схватили Космоса за горло.
— Госпожа Афина…
Ее голова показалась над забором.
— Господи боже мой!
— Заткнись, гад, черт бы тебя подрал!
Этого было достаточно. Госпожа Афина подняла крик и переполошила всю округу. Послышался топот, возгласы. На улице поднялась суматоха. Встревожились даже те, кто стоял в очереди на автобус.
Собралась толпа любопытных.
Тут дверь дома распахнулась и из нее вывалился целый отряд парней с револьверами.
— Какого черта вы подняли на ноги весь квартал?
— Все этот гад! — сказал один из двух и отпустил Космасу оплеуху.
— Да что, у вас рук не было заткнуть ему глотку? Люди просачивались во двор.
— Назад! Назад! — отгоняли их парни с пистолетами.
Космас не отрывал глаз от двери. Он ждал, что вот-вот оттуда выведут Янну.
Веренице вооруженных людей, выходивших из дома, казалось, не было конца. Последний, увидев Космаса, просиял от радости:
— Космас! Дружочек!
Анастасис! Анастасис с револьвером в руке. Одним прыжком он подскочил к Космасу. Его рука взлетела над головой Космаса.
— Паршивец! Коммунист! Чертов большевик!..
Он остервенело накинулся на Космаса. Правую руку Анастасис не пустил в ход, в ней он держал револьвер, зато левой рукой молотил изо всех сил, а под конец, разъярившись, стал пинать Космаса ногами.
— Ну, берите же его! Чего вы ждете?
Анастасис повернулся к толпе:
— Разойтись! Пропустить!
Последнее, что услышал Космас, был голос госпожи Афины:
— Господи, помилуй Василакиса! Бедного господина Василакиса!..
И потом голос Анастасиса:
— Пошла к черту, паскуда! Заткнись, а то и тебя упрячу! Коммунистка чертова!
III
Если Сарантос предал, значит, врагам все известно. Единственное,
И действительно, они начали с этого.
Космас не мог определить, куда его привезли. Высадив из автомобиля, его ввели в какой-то двор. У стен на скамейках сидели жандармы и несколько человек в штатском. Они грелись на солнышке.
— Эй, Берлингас, что он там натворил? — спросил кто-то со скамеек.
— Изнасиловал свою бабушку!
Двор задрожал от хохота.
Космаса толкнули в коридор. В потемках они стали спускаться по лестнице. Неожиданно жандарм пнул его; пролетев последний пролет кубарем, Космас упал на какое-то корыто. В нос ударила вонь. Цементный пол был покрыт засохшими нечистотами.
Его схватили за шиворот и потащили к лестнице. Пока они поднимались, конвоир уговаривал Космаса:
— Ты лучше выкладывай все с первого раза. Все равно признаешься рано или поздно, не думай, что сможешь устоять. Так что лучше валяй сразу, чтоб не пытали.
Человек говорил доверительным тоном, и Космас решился его спросить:
— Не скажешь ли ты, где я нахожусь?
— У черта на рогах. Ах ты подлец, еще вопросы задаешь! А ну, шевелись!
По внутренней лестнице они поднялись на третий этаж.
Когда они проходили мимо второго этажа, из дверей высунулась чья-то голова.
— Эй, Папаяннопулос, куда ты его ведешь?
— На прогулку!
— А кто там, наверху?
— Аргирис.
— Сам? Эх, бедняга!.. Погоди, Папаяннопулос, погоди минуточку…
Мужчина вышел в коридор, приблизился к ним и посмотрел на Космаса взглядом доброго самаритянина.
— Послушай меня, дружок. Все, что можешь сказать, выкладывай без промедления. Ты меня послушай, я добра тебе желаю. Меня три ночи здесь мучили, а я, как последний идиот, хотел выдержать характер. В конце концов все равно развязал язык и к тому же остался хромым на всю жизнь. То, что тебе пели про героизм, — все это чепуха. Мне это тоже говорили.
— Да ты что, за дурака его принимаешь? — спросил Папаяннопулос. — Конечно, он скажет, а что ему еще остается делать? Все скажет, а вечером мы его к девочкам поведем… Так, что ли, молодец?
— Что там у вас за совещание? — крикнули из глубины коридора.
— Поднимайся, говорят тебе! — заорал Папаяннопулос и стукнул Космаса по шее.
В помещении, куда его привели, Космас увидел троих мужчин. За одним столом сидел Аргирис Калогерас, за другим — Анастасис, третьего Космас не знал.
Калогерас курил, положив ногу на ногу.
Космаса поставили перед ним. Прошло несколько минут, все молчали. Докурив сигару, Калогерас бросил окурок на пол, погасил его плевком и принялся потирать подбородок.