Ночи Истории
Шрифт:
— В лазарете? Вот-те на! Ну-ка, кто-нибудь, поднимитесь и притащите их. Мы отвезем их туда, где всех вылечат!
Он окликнул изысканного Гулена, который приближался к ним, кутаясь в плащ, и проворчал:
— Вот тебе первые любители хорошей бани. Сто с лишним свиней.
Гулен повернулся к Лакуэзу.
— Как вы поступили с пятнадцатью разбойниками, которых я прислал к вам сегодня вечером?
— Но они только сегодня прибыли в Нант, — ответил Лакуэз, совершенно не понимая смысла всех этих необычайных событий. — Их еще не занесли в книгу, даже не досмотрели.
— Я спрашиваю, как вы с ними поступили? — зашипел Гулен.
— Отвели наверх.
— Тогда приведите. Они ничем не лучше остальных.
Вместе с пятнадцатью новичками и приблизительно дюжиной больных общее число узников составило около ста тридцати человек.
Маратисты, получившие подкрепление из национальных гвардейцев, выступили из тюрьмы часов в пять утра. Побоями и проклятиями подгоняли они своих несчастных жертв.
Запястье торговца было привязано к руке молодого монаха ордена Капуцинов, который безвольно плелся вперед, смиренно понурив голову и шевеля губами. Похоже, он бормотал молитвы.
— Как ты думаешь, что они с нами сделают? — вяло спросил Лерой и увидел, как глаза капуцина тускло блеснули во мгле.
— Не ведаю, брат мой. Вверь себя Господу и будь готов ко всему, что тебя ждет.
Для человека, каким был Лерой, ответ этот прозвучал малоутешительно. Ковыляя, он двинулся дальше. Они вышли на площадь Буффе, посреди которой смутным контуром маячила красная гильотина, и направились к набережной Турвиль. Оттуда их провели вдоль реки по всей набережной Ля-Фосс. Узников начал охватывать страх, кое-кто стал роптать, но оплеухи и уверения, что их повезут на Бель-Иль, тут же положили конец этому ропоту. Узникам сказали, что им предстоит возводить на острове крепость.
Торговец решил, что это похоже на правду. Новость утешила его куда лучше, чем утешила бы любая молитва. Впрочем, он уже давно разучился молиться.
Пока они шли по набережным, в домах нет-нет да и приоткрывались окна. Любопытные высовывали головы, но тотчас же опять прятались от греха подальше.
Наконец на Кале Робен всех согнали в сарай, двери которого выходили к реке. У сарая стоял большой лихтер. В свете факелов было видно, как на палубе суетятся с полдюжины корабельных плотников; слышался стук молотков и визг пил.
Те из пленников, что стояли ближе к барже, поняли, что там творится. В борту судна выпиливали два широких порта. Плотники забивали один из них досками. Узники заметили, что сейчас эти порты находятся выше ватерлинии, но, когда судно будет загружено, их обязательно зальет водой. Осознав, какая страшная судьба уготована им, несчастные вновь почувствовали панический страх. В памяти всплыли обрывки разговоров и мрачные шутки, которыми обменивались маратисты в Буффе. Их смысл в одно мгновение стал понятен всем. Охваченные тревогой, узники извивались, роптали, вопили о пощаде и исторгали яростные проклятия.
На обреченных дождем посыпались удары. Но тщетно старались надсмотрщики вновь утихомирить их своей басней о постройке крепости на Бель-Иле. Один из пленников в отчаянии сумел разорвать свои путы и, воспользовавшись переполохом, исчез. Гранмазон с подручными искали его четверть часа, но так к не нашли. Вероятно, они бы искали его всю ночь, но тут какой-то человек в черном плаще и круглой шляпе, стоявший рядом и беседовавший с Гуленом, строго сказал:
— За дело, приятель. Черт с ним! Мы его еще поймаем. Скоро рассвет. Ты и так уже потерял много времени.
Это был Карье, явившийся, чтобы лично проследить за исполнением своего приказа. По его команде Гранмазон приступил к погрузке. К борту лихтера подали трап, по которому обреченным предстояло спускаться на палубу. Связывавшие их веревки стянули туже, но оставили только на запястьях. Узникам велели грузиться. Однако поскольку они не торопились подчиниться, а некоторые отпрянули назад, закричали и застонали, моля о пощаде, Гранмазон и Жоли стали хватать их за воротники, подталкивать к краю причала и втискивать в трюм, ломая несчастным руки и ноги. Сочтя, что такой способ погрузки позволяет сэкономить время, от трапа и вовсе отказались.
Лерой должен был быть брошенным на борт одним из последних. Он упал на вздымающуюся и копошащуюся груду человеческой плоти, постепенно оседавшую на дно лихтера. Люки над головой закрыли и заколотили гвоздями. По странной случайности Лерой и молодой капуцин, рядом с которым он шел в цепочке, до сих пор оставались вместе. Тут, в суматохе и темноте, оглашаемой стонами и криками, Лерой вдруг услышал голос юного прелата, призывавшего остальных к молитве.
Они оказались на корме судна, возле одного из бортов, и Лерой, сохранивший сообразительность, которая до сих пор давала ему средства к существованию, попросил капуцина поднять кверху руки. Потом он, как собака, раздул ноздри, вертя головой, и наконец нашел то, что искал. Крепкие зубы торговца впились в бечеву и принялись бесконечно терпеливо перекусывать ее.
Тем временем плавучий гроб отошел от причала и заскользил по стремнине. На люке сидели Гранмазон, Жоли и еще двое маратистов. Они тянули «Карманьолу», чтобы заглушить вопли несчастных внизу, и отбивали такт ногами по палубе.
Лерой работал челюстями, как крыса, пока, наконец, веревка не ослабла. Потом, чтобы не терять монаха в этой мешанине копошащихся тел, он схватил капуцина зубами за рукав.
— Держись за меня, — произнес он отчетливо, насколько мог, и капуцин с благодарностью повиновался. — Теперь развяжи мне руки.
Ладони капуцина заскользили по рукам Лероя от плеч вниз, пока не коснулись запястий. Пальцы монаха ухватились за узлы. Развязать их в темноте было нелегким делом, приходилось трудиться наощупь. Однако прелат оказался упорным и терпеливым, и в конце концов последний узел сдался. Торговец был освобожден от веревок.
Это принесло ему несказанное облегчение, хотя и не давало серьезных преимуществ. Но, по крайней мере, его руки были свободны, и он мог при необходимости действовать ими. Он не обманывался относительно того, что должно было произойти, и понимал: пикового положения не избежать. Но Лерою никак не хотелось расставаться с надеждой.