Ночи Истории
Шрифт:
Гренадеры понесли его на плечах, освещая путь факелами. Улицы были запружены народом: разнесся слух, что король погиб. Для наведения порядка были вызваны войска. Рядом с носилками шел Армфельт, облаченный в свой белый блестящий атласный костюм. Он оплакивал короля, а заодно и себя, ибо понимал, что держится на плаву лишь до тех пор, пока правит Густав. Сердце барона было переполнено горечью и ненавистью к людям, разрушившим его благополучие, и эта ненависть невероятным образом обострила его сообразительность.
Наконец король вновь оказался в своих покоях и стал ждать врача, который должен был определить, насколько серьезна рана. Среди прочих в комнате оказался и Армфельт, продолжавший обдумывать то ужасное подозрение, которое зародилось в его голове.
Вошел герцог Карл, брат короля. Вместе с ним пришел Бензелстьерн, неся список присутствовавших на балу.
Прежде чем приступить к чтению списка, король спросил:
— Скажите, нет ли там имени Анкастрема?
— Он подписался последним, ваше величество, — ответил дворецкий.
Король мрачно усмехнулся.
— Скажите Лиллесперу, пусть арестует и допросит его!
Вперед выступил Армфельт.
— Есть еще один человек, которого надо арестовать! — С жаром воскликнул он и добавил: — Бьелке!
— Бьелке?
Король повторил это имя почти раздраженно: настолько нелепым показалось ему обвинение. Армфельт быстро заговорил.
— Именно он убедил вас пойти, хотя вы, получив предостережение, не хотели этого делать! И он уговорил вас, предложив поменяться одеждой. Если убийцы искали короля, то почему они пропустили человека, одетого в королевское домино, и обратили внимание на то, которое было на вас, хотя оно ничем не отличалось от десятков других? Потому что они знали о подмене! Но от кого? Кто еще знал о ней?
— Боже мой! — простонал король, которого в свое время предавали многие. На сей раз ему приходилось переживать предательство человека, которому он верил как самому себе.
Спустя час барона Бьелке арестовали у дверей его дома. Там его уже ждали люди Лиллеспера. Увидев их, барон повел себя спокойно. Они взяли его за руки и объявили арестованным.
— Этого и следовало ожидать, — сказал он. — Что ж, позвольте мне проститься с баронессой — и я в вашем распоряжении.
— Мне дано категорическое указание, — ответил ему старший офицер, — не спускать с вас глаз.
— Да? Неужели мне будет отказано в столь заурядной просьбе? — в его голосе прозвучало внезапное раздражение и еще какие-то едва уловимые нотки.
— Таков приказ, барон!
Бьелке умолял дать ему пять минут, но офицер был непреклонен. Он был всего лишь машиной для исполнения приказов. Барон в безмолвном протесте поднял вверх сжатые кулаки и затем медленно опустил их.
— Очень хорошо, — сказал он солдатам и позволил им отвести себя к карете, которая доставила его к ожидавшему Лиллесперу.
В кабинете начальника полиции сидел арестованный Анкастрем. Там же находился Армфельт, что-то яростно доказывавший ему. При появлении Бьелке он умолк.
— Вы причастны к этому злодеянию, Бьелке! — закричал он. — Если король не поправится…
— Он не поправится, — холодно произнес Анкастрем. — Мой пистолет был заряжен отравленными пулями. Я сделал все, чтобы наверняка избавить страну от этого вероломного тирана.
Армфельт уставился на него яростными, налитыми кровью глазами и разразился проклятьями, поток которых иссяк лишь после того, как Лиллеспер приказал увести Анкастрема. Когда приказ был выполнен, Лиллеспер повернулся к Бьелке.
— Мне очень неприятно, барон, что наша встреча происходит при таких обстоятельствах. Мне трудно поверить в то, в чем вас обвиняют. Возможно, барон Армфельт, объятый справедливым гневом и горем, был поспешен в своих выводах? Я надеюсь, вы сможете объясниться или, на худой конец, опровергнуть свою причастность к этому злодеянию.
Бьелке был бледен и напряжен.
— У меня есть объяснение, которое удовлетворит вас как человека чести, — спокойно сказал он, — но не как начальника королевской охраны. Я присоединился к заговорщикам, чтобы держать их в поле зрения и знать их намерения. Я пошел на это опасное дело из чувства любви и преданности к королю и преуспел. Вечером я пришел во дворец, обладая сведениями, которые могли не только спасти короля, но и дать ему возможность раз и навсегда покончить с заговором. Однако у дверей королевских покоев мне передали вот это письмо, адресованное лично королю. Прочтите его, Лиллеспер, и вы совершенно ясно представите себе, кому вы служите, и поймете, как Густав, король шведский, отвечает на любовь и преданность. Прочтите и скажите, как вы бы действовали на моем месте.
И бросил письмо на стол, за котором сидел Лиллеспер.
Тот взял письмо и начал его читать. Потом еще раз взглянул на адрес и продолжил чтение. На его лице проступил неяркий румянец. Армфельт тоже читал, заглядывая через его плечо. Но это не беспокоило Бьелке: пусть весь мир узнает о подлости короля, в которой его изобличало любовное письмо от супруги обесчещенного Густавом Бьелке.
Лиллиспер молчал, не решаясь поднять голову и встретиться взглядом с арестованным. Бесстыдный Армфельт шумно вздохнул:
— Так вы не признаете свою вину? — спросил он.
— Я признаю, что отправил это чудовище на маскарад, где благословенная рука Анкастрема выдала ему пропуск в мир иной, в котором он будет проклят!
— Пытка вытянет из тебя имена всех заговорщиков до единого!
— Пытка? — пренебрежительно усмехнулся Бьелке и пожал плечами. — Ваши люди, Лиллеспер, очень исполнительны и суровы. Они не позволили мне напоследок встретиться с баронессой, и она ускользнула от меня. Однако я подумал и решил, что лучшей местью будет оставить ей жизнь. Пусть живет и помнит. А письмо теперь можно отдать королю. Пусть нежные слова скрасят последние часы его жизни.
Его лицо исказилось. «От гнева», — подумал Армфельт, наблюдая за Бьелке. На самом деле от боли, вызванной ядом, разъедавшим его внутренности. Перед тем как войти в кабинет Лиллеспера, барон осушил маленькую склянку, которую полицейские нашли только после того, как он упал замертво.
Сразу после этого привели и обыскали Анкастрема, чтобы пресечь возможную попытку избежать наказания подобным же образом.
После окончания безрезультатного обыска Лиллеспер приказал не давать ему ни ножа, ни вилки, ни даже металлического гребешка, ничего, что могло бы помочь ему расстаться с жизнью.