Ночная бабочка. Кто же виноват?
Шрифт:
– Не надо было, – закипая от злости, выпалил я. – Ничего не надо!..
Не свистят пули, не рвутся мины. Да, но есть и другие возможности свести счеты с этой жизнью. Петлю на шею, бритвой по венам... Я отправлюсь к своим пацанам. К Пашке, к Юрке, к Марату. Они меня поймут, утешат, подскажут, как мне жить дальше, вернее, как мог бы я жить дальше. А не хочу я дальше жить. Нет Вики, нет ничего... Я кровь проливал – свою и чужую, я хавал кровавое дерьмо полной ложкой, а тем временем какой-то урод развлекался с моей Викой, развлекался вообще. И сколько их,
– Суки! Твари! – теряя над собой контроль, взревел я.
И с такой силой ударил кулаками по столу, что перевернулась бутылка с шампанским... Точно так же перевернулась моя жизнь. Точно так же пенится моя перевернутая сущность... Но эта бутылка уже не может взорваться. А я взорвусь. Уже взрываюсь...
– Ненавижу! Ненавижу!!! – сдергивая скатерть со стола, взвыл я.
Увы, я уже не мог остановиться. Не мог и не хотел. Мне уже было все равно, что будет со мной. Свихнусь – и хрен с ним. Выброшусь с девятого этажа, забыв дернуть за кольцо парашюта, – значит, так и нужно... Да какой к черту парашют? Какое к черту кольцо? Нет ничего... Зато есть девятый этаж и твердый асфальт, который не оставит мне шансов.
Помнится, я снова что-то выкрикнул. В бешенстве вскочил с дивана, рванулся к окну, содрал штору. Но сзади меня схватил отец. Я ощутил на себе крепкую мужскую хватку, но это лишь больше разозлило меня. Я так резко и мощно крутнулся вокруг своей оси, что он не смог удержаться на мне и налетел на стол. В мутной пелене перед моими глазами всплыла вдруг Сашка. Маленькая, хлипкая, еще ребенок. Но пощечину мне вкатила она не по-детски мощную. Била резко, наотмашь – раз, второй... Если бы сейчас передо мной стоял мужчина, я бы стер его в порошок. Но меня била малолетняя девчонка. А ее я не мог ударить даже в бешенстве. Как будто кто-то когда-то поставил блокировку...
Чувство стыда всколыхнуло меня с такой силой, что подмяло под собой волну бешенства. Мутная пелена схлынула с глаз, ощетинившиеся извилины вошли в свое русло... Я посмотрел на Сашку, перевел взгляд на отца, на схватившуюся за голову мать.
– Простите... – через силу выдавил я.
И рванул в свою комнату. Закрылся изнутри, но Сашка каким-то непостижимым образом еще до того успела проникнуть в помещение.
– Уйди! – потребовал я.
Но она упрямо мотнула головой.
– Да?! Я уйду, а ты в окно сиганешь?
– Не сигану... – буркнул я и пластом рухнул на кровать.
– Тебе не стыдно?
– Ну, стыдно...
– Ты о родителях своих подумай. У них же, кроме тебя, никого нет!
– Я мог в Чечне погибнуть...
– Но ты же не погиб!.. Знаешь, как они за тебя переживали? Места себе не находили...
– А Вика переживала?
– Да, переживала... Спрашивала про тебя...
– Не подох ли я там, да? Это она спрашивала?..
Я почувствовал, как внутри меня поднимается новая волна.
– Дурак!..
– Как она могла?
– Влюбилась
– А я?
– Сердцу не прикажешь...
– Чушь!.. Я воевал! Я кровь проливал!..
Я снова выходил из себя. И только Сашка могла меня остановить. Не знаю как, но могла...
– Ну и что? Иннокентий тоже воевал. В Афганистане. Он даже орден показывал... ну, есть такой, в форме красной звезды. Он, кажется, так и называется, орден Красной Звезды...
Похоже, она добилась своего. Волна не улеглась, но больше не поднималась...
– Ну и что?
– А то, что не один ты такой герой...
– Ну и катись к своему Кенту!
– А ты прекрати истерику!
– У кого истерика?
– У тебя!.. Из-за какой-то бабы... Жил без нее раньше! И дальше будешь жить!
– Не буду!
Хлоп!.. Сашка ударила не сильно, но пощечина показалась мне вразумляющей. Впрочем, это не спасло ее руку от жесткого захвата. Я не хотел, чтобы она меня била.
– Ну, и что дальше? – морщась от боли, спросила она. – Бить будешь?
И снова она устыдила меня. И снова я затих. Отпустил ее руку, виновато потупил взгляд.
– Возьми себя в руки! Не один ты герой, понял?
– При чем здесь это?
– А при том, что с ума сходить не надо!.. Нет Вики, ну и черт с ней! Найдешь себе другую!.. Вон сколько по Москве красавиц ходит!..
– А не нужна мне другая...
– Все так говорят!..
– Кто все?.. Что ты знаешь о жизни?
Я вдруг с удивлением понял, что Сашка слишком мала для того, чтобы читать мне нотации. Вернее, знать-то я знал, что ей только-только пятнадцать исполнилось, знал, что она еще несмышленая. Но после того разноса, который она мне устроила, взял да забыл об этом. Ведь я слышал от нее слова не малолетней девочки, а мудрой женщины... Но ведь это не так. Она же еще глупая... Но почему тогда я смотрю на нее с опаской? Почему чувствую себя свирепым тигром перед лицом опытной дрессировщицы?..
– Я знаю, что твои родители любят тебя! – выпалила она. – Знаю, что им больно смотреть, как ты мучаешься!.. Не хочешь жалеть себя – пожалей их!..
– А тебя? – вырвалось у меня.
– Меня можешь не жалеть. Я тебе – никто. И ты мне – никто... Был бы ты сиротой, я бы сама тебя в окно вышвырнула. Кому такой псих нужен?
– Я не псих.
– Ага! – язвительно усмехнулась она. – Запиши себе это на листочке, а когда снова на шизу пробьет, прочитай...
– И запишу.
– И запиши.
– И запишу!
– И запиши!.. Давай, записывай. А я пошла. Думаешь, ты у меня один такой страдающий. Мне за отцом ухаживать надо...
– Как он там? – без интереса спросил я.
Не знаю, может, у Сашки врожденный дар дрессировщика, может, еще что, но ей удалось усмирить меня... И хотя отчаянная мысль о несбывшихся надеждах бурлила во мне как лава в разбуженном вулкане и даже рвалась наружу, но как будто какая-то преграда стояла на ее пути, не позволяла ей вылиться в бешенство...