Ночная бабочка. Кто же виноват?
Шрифт:
– Трахаются сучки в подворотне, – поморщилась Вика. – А у нас все красиво... Да, иногда я получаю за это деньги. Надо уметь совмещать приятное с полезным...
– Ты хоть понимаешь, что ты шлюха? – взревел я.
Вика испуганно попятилась... Да я и сам был напуган собственным бешенством. В таком состоянии я мог убить и ее, и себя. Но не было сил сбить нахлынувшую волну безумия.
– Мне кажется, тебе уже пора домой, – в ужасе продолжая отступать, сказала она.
– А мне кажется, что ты тварь позорная!
Не
– У меня есть право на личную жизнь, – жалко пролепетала она, спиной прижимаясь к гарнитурной стенке.
– У тебя есть право сдохнуть как последняя тварь!
Я уже не ведал, что творил. И в бешенстве схватил Вику за горло. Больше никто не будет страстно целовать ее в сочные уста, никто не будет мять ее роскошное тело. Пусть она никому не достается!..
Что произошло дальше, я помню смутно. Как будто молния вонзилась мне в бок в районе печени. Сумасшедшая боль, паралич мышц и всех внутренних органов, а затем и сознания...
Очнулся я в той же комнате, где пытался задушить Вику. Лежал на полу, руки сведены вместе спереди наручниками. Голова гудит, как трансформатор под напряжением, тело не болит, но словно чужое.
В комнату заглянула Вика.
– Как себя чувствуешь? – улыбнулась она, словно я был милым шалуном-проказником.
– Что это было? – через силу выдавил я.
– Обыкновенный электрошокер... Ты мог меня задушить.
– Знаю...
Я готов был раскаяться в своем поведении. Но вспомнил про наручники.
– Откуда у тебя эти железки?
– Тебе не все равно?
– В садомазо играетесь?
– Хочешь попробовать?
– Не надо...
Нельзя ей было приближаться ко мне. Я снова терял контроль над собой, я снова мог наброситься на нее. И все потому, что Вика – шлюха и тварь... Как же горько было осознавать это! Как же мне хотелось умереть. Вместе с ней...
– Не надо меня убивать. Я еще жить хочу...
– С кем?
– Ты знаешь, с кем, зачем спрашиваешь?
– Почему?.. Почему ты стала шлюхой?
– Я не шлюха. Просто в отличие от некоторых я не страдаю эгоизмом. Ты хочешь, чтобы я была твоей. А я этого не хочу. Потому что меня хотят многие. Потому что я хочу дарить людям радость...
– Ты настоящая тварь!
– А ты – псих!
Меня снова накрыло. В ярости я легко разорвал цепочку, соединяющую браслеты наручников. Легко – потому что эти наручники были дешевой подделкой для извращенцев...
Я еще только поднимался на ноги, когда заливистой трелью дал о себе знать входной звонок. Перепуганная Вика в ужасе бросилась открывать дверь. Я настиг ее в тот момент, когда в квартиру уже входили крепкие дядечки в белых халатах. «Ангелы 03-06». Они оторвали меня от Вики, с трудом сбили с ног. Я уже готов был к тому, чтобы разбросать их, когда мне в руку ткнулось что-то острое. Сначала онемела рука, затем все тело, после чего закоротило и сознание...
Я смутно помнил, как на меня натягивали смирительную рубашку, выводили из квартиры,
А на следующий день ко мне пожаловал следователь милиции – средних лет мужичок с уставшими глазами. Он сообщил, что гражданка Иванец Виктория Аркадьевна подала на меня заявление в милицию. Она обвиняла меня в том, что я пытался лишить ее жизни. Я не сразу понял, что под гражданкой Иванец он подразумевал Вику. А когда понял, лишь развел руками. Да, я действительно пытался ее задушить. А Вика вполне была способна заявить на меня в милицию. Я вспомнил, кто и как вызвал меня к следователю Хазаровой. Вика мне позвонила, сказала, что я могу ехать к ней домой. Я приехал и попал в ловушку... Ведь я и раньше должен был догадаться, что Вика совсем не такая уж и простая, как могло показаться. А сейчас я был в этом уверен. Шлюха она, нимфоманка бесстыжая. Не знаю, как насчет эгоизма, а бешенством матки она точно страдала... Шлюха... Увы, любимая шлюха. Как ни горько было это осознавать, я и сейчас не видел смысла жизни без нее. Только она, только с ней. И плевать, что она шлюха. И плевать, что она обвиняет меня в покушении на собственную жизнь...
– Как вы это объясните, гражданин Корнеев? – тускло посмотрел на меня следователь.
Он производил впечатление человека, уставшего от жизни. И этот допрос был для него рутинным элементом скучного будничного существования. На меня он смотрел как на серую галочку в протоколе.
Я мог бы сказать, что не было ничего. Но ведь санитары видели, как я бросался на Вику, – они подтвердят... Да и какой смысл отпираться? Тем более что вообще нет смысла...
– Затмение нашло...
Я мог бы развести руками, подчеркивая безысходность своего состояния. Но мои руки стягивала смирительная рубашка. Видимо, следователь боялся оставаться с глазу на глаз с психом. А я был психом. Более того, социально опасным элементом. И это счастье, что я никого не убил...
– И часто это с вами случается?
– Часто, – кивнул я. – Троих зарезал...
– Кого? Где? – встрепенулся следователь.
– В здании Совета Министров...
Только я это сказал, как мужичок утратил ко мне всяческий интерес. Он смотрел на меня как на сумасшедшего, у которого начался бред. Кого я мог зарезать в здании Совета Министров?..
– Это в Чечне было, – продолжал я. – Мы «чехов» оттуда выбивали. Гранатами, из автоматов... А с одним в рукопашке сцепился. Ножом брюхо ему вспорол...
Мне и самому казалось, что у меня бред. Да, было дело, сходился я с «чехами» в рукопашке. Было дело – убивал. И в Грозном, и когда Бамут брали. Но сейчас мне казалось, что все это плод моего больного воображения. Как будто не был я никогда в Чечне, как будто никогда не убивал в бою... Какой же дрянью меня обкололи? А может, я действительно сошел с ума?..
– То есть вы хотите сказать, что служили в Чечне? – спросил следователь.
– В Чечне не служат, в Чечне воюют... Контузия у меня была. С тех пор накрывает...