Ночная радуга
Шрифт:
Это рождало и новую тоску, и новую ненависть: тоску по дому, ненависть — к врагу, к Гитлеру и гитлеровцам, ко всем, кто лишает человека законного счастья, хочет разорить землю.
Именно такие чувства испытал Двинянинов, побывав в землянке собак-противотанкистов. Он сделался частым гостем там. Собаки были незлобивы, охотно принимали ласку и угощение. Добродушие как-то странно не вязалось с их опасной профессией. Особенно полюбилась Двинянинову одна — та самая, которую он увидел первой: черно-пегая, в меру рослая, с живыми умными глазами и миролюбивым, приветливым нравом. Ее звали — Малыш.
Это была
Еще каких-нибудь три-четыре месяца назад Малыш рылся на помойках в отбросах, дрался с другими такими же бродяжками... Война потребовала большого количества собак; она же призвала на службу дворняжек, являвшихся париями [9] собачьего мира. Оказалось, что многих из них, обладающих достаточным ростом и силой, можно успешно использовать в боевой обстановке.
9
Парий — бесправное, отверженное, всеми гонимое существо ( инд.).
Вначале за свой добрый нрав Малыш попал в подразделение собак, предназначенных для дрессировки по санитарной службе. Однако очень скоро выяснилось, что он не способен к длительному поиску на местности, которым, как известно, сопровождается работа собаки-санитара. Зато он мог бежать за куском хоть несколько километров, не пугаясь грохота выстрелов, ловко преодолевая все препятствия и проявляя изумительную энергию, настойчивость. И это решило его судьбу. Малыш сделался противотанковой собакой.
В самый трудный период войны, когда противник, пользуясь временным количественным превосходством в технике, рвался в глубь советской страны, наши кинологи [10] предложили применять для борьбы с вражескими танками обученных собак. Щадя породистых животных, в подразделения противотанкистов направляли полукровных или совсем беспородных собак.
Их обреченность в корне изменила отношение к ним. Если в прошлой бесправной жизни дворняжки не были избалованы заботой человека, то отныне они получали тот же пищевой паек, какой полагался породистым ценным животным, стали пользоваться тем же уходом...
10
Кинолог — специалист по собаководству (от греческого « кинос» — собака).
Именно благодарное восхищение перед безгласным подвигом четвероногих героев прежде всего и заставляло бойцов почаще заглядывать в землянку с животными, угощать их от всей полноты сердца.
— Кушай-ко... — добродушно, со своим характерным
— Ты ее, дядя, не перекорми, а то она на танк не побежит, — серьезно говорил молоденький сержант, проводник Малыша.
— А что она голодная-то на него пойдет, — так же серьезно возражал бронебойщик, внимательно следя за уничтожавшей лакомство собакой, словно желая знать в этом вопросе и ее мнение. Сам же он рассуждал обыкновенно, по-солдатски: на сытый желудок — и воевать веселее!
Шершавыми пальцами он касался металлической бляшки, на ошейнике. Выпукло на ней было выштамповано: «ПТ-342» — что следовало понимать так: «Противотанковая, 342-я». С тем же успехом она могла быть «сто пятая» или «триста сорок седьмая» — это не меняло сути дела. Суть заключалась в этих двух буквах — ПТ. Так же, как «ЧП» на военном языке обозначало нечто из ряда вон выходящее — чрезвычайное происшествие, так и буквы «ПТ» говорили о неслыханном доселе, роковом предназначении собаки.
Большой интерес возбудили эти четвероногие «ПТ» у весельчака и балагура Миронова. Никто не донимал так бесконечными расспросами вожатых, как Миронов.
— А против броневика можно ее пустить? — спрашивал он, и на его круглом, слегка тронутом рябинами, румяном лице возникало выражение детского любопытства и ожидания.
— Если научить — можно.
— А против пушки? — не унимался Миронов.
— А против пушки можно. Только к ней подойти будет труднее...
Миронов умолкал, но ненадолго.
— А учить долго надо? — хмуря белесые брови, точно решая трудную арифметическую задачу, через минуту справлялся он.
— Это — какая собака...
Двинянинов не принимал участия в этих разговорах. Молча он покуривал папиросу-самокрутку, сдержанная полуулыбка освещала мужественное лицо бронебойщика, а мысли в такую минуту уносились далеко от фронта, на уральскую реку Вишеру.
Суровый и замкнутый с виду, Тимофей Двинянинов обладал доброй и мягкой душой. Человек глубоко мирный по всем устремлениям, он тосковал по мирной жизни, мирной работе, хотя никогда не высказывал своих чувств. Это не помешало ему, а может быть, даже помогло, — в короткий срок подбить три немецких танка и вообще быть исполнительным и стойким бойцом.
Дома, на Вишере, у неге жена, красавица-дочь на выданье, сынишка двенадцати лет. Старший сын, призванный в Действующую армию, как и отец, сражался где-то на фронте; Тимофей время от времени получал от него весточки по полевой почте. Дома имелась хорошая двустволка, купленная несколько лет назад в магазине Охотсоюза в Чердыни; дома, наконец, ждала лайка Белка, отличная зверовая собака, которую только кликни, и она побежит за тобой в тайгу. Белку-то и напоминал Тимофею безродный черно-пегий Малыш.
Правда, Белка вся белая, лишь около ушей серые пятнышки, и вообще она чистокровная промысловая лайка, заполучить которую стремится всякий мало-мальски уважающий себя охотник, а Малыш всего, только походил на лайку, — но то, чего ему не доставало до настоящей лайки, дополняло воображение бронебойщика. От Малыша мысли Тимофея тянулись к крепкой пятистенной избе на крутом яру над быстрой порожистой Вишерой, к знакомой до каждого бревнышка лесной деревеньке, где все от мала до велика — Двиняниновы.