Ночная вахта

Автор благодарит:

Михаила Рагимова

Ивана Блажевича

Юрия Паневина

Сергея Суслина

1 Данная история продолжает книги «Попытка вторжения» и «Лондон в огне».

2, Герои повествования понятия не имеют, что они что-то продолжают. Они живут и играют в снукер судьбы.

Краткие

В снукер-гранд могут играть два человека, команда на команду, мир на мир или каждый за себя.

Правила для начинающих:

Игроки используют один и тот же белый шар — биток и неограниченное количество цветных шаров, различных по стоимости. Стоимость шаров определяется в процессе игры.

Начальная цена:

Красный шар — 1 очко

Желтый — 2 очка,

Зеленый — 3 очка

Коричневый — 4 очка

Синий — 5 очков

Черный — б очков

Серебряный — 7 очков.

Результативные удары приносит поочередное сыгрывание шаров в лузу смерти, пока на столе не останется ни одного красного, а затем цветных по возрастанию их стоимости или как придётся.

Используемая в игре тактика заключается в том, чтобы оставить шар-биток в наименее удобной для удара соперника позиции. Не можешь сыграть сам — не дай сыграть другому! Не понявший, что его очередь бить, не определивший цель и последовательность. не успевший или не захотевший ударить — будет сбит в лузу или оштрафован на очки.

Игра делится на партии-фреймы.

Победителем отдельного фрейма или всей игры признается сторона:

1. Набравшая больше очков.

2. Оставшаяся в живых

Игра сложна, увлекательна и труднообъяснима. Упрощенный ее принцип можно понять, поиграв в снукер обычный, бильярдный.

В заключение цитата из брошюры «Игры, в которые проигрывают люди» автора Л. Островитянской:

•…Так чем же мне нравится снукер-гранд? — спросит юный пытливый читатель.

Первое: я играла в него всю жизнь.

Второе: Легко запомнить правила. Их вообще нет.

Третье: Желаю успеха! И рекомендую никогда не снимать защитного шлема!'

Ешё не зная что в этот день умру, я написал: «Около полуночи. Малозвездно, штиль…» здесь рукав зацепил чернильницу, я дернулся ее подхватить, пламя дрянной свечи в фонаре заколебалось, пришлось придерживать единственный источник света. Метание теней на тесных стенах коридор-рубки напомнило тот вечер, когда накрыли наш «Перст короля Георга». Некоторым кажется, что арест — очень смешное приключение, еще бы…

Нет тогда было куда шумнее и многолюднее. Сейчас вокруг меня стояла гробовая тишина, если не считать отзвуков храпов, доносящихся из кубрика и трюма. За бортом ни звука, воздух замер, звезды на небесах окончательно затянул туман, проклятые болота решили притворяться мертвыми.

Катер насквозь пропах ужасом и тиной. Хотя пованивало и гнилыми зубами Сэлби вот только я не мог счесть этот запашок приятным разнообразием, хотя и искренне пытался. «Малозвездно, штиль, происшествий нет» — закончил я пометку на странице. Вахтенный журнал полагалось заполнять каждые два часа, и пусть судовые часы безбожно врали, в не собирался пренебрегать своими обязанностями. В противном случае, и лейтенант Келлог, и шкипер Магнус сойдутся на том на том, что нужно немедля спустить с меня шкуру. За кляксу, собственно, тоже достанется.

Я промокнул доказательство своего неуклюжего чистописания и вернул промокашку к задней странице. Там среди смелых экспериментов с росписями, похабных рисуночков и иных интеллектуальных забав наших вахтенных, красовалось свежее и многозначительное.

«К черту! Мы не вернемся!»

Не знаю, кто накарябал это мрачное пророчество нарочито корявыми буквами, но лично я был с ним полностью согласен.

Болота нас пытали уже двадцать три дня. Этот влажный тяжелый запах илистой гнили и то, что его создает, нас уже никогда не отпустит.

«Сюзи жди меня! Иначе ты меня знаешь!» — это написал Бинэм. Солдат всех извел своей милашкой из Ислингтона. Стоило вербоваться и отправляться в экспедицию, если у тебя есть на примете такое сокровище, раз в месяц навещавшее даже в тюряге.

Наверняка шлюха еще та. собственно, кого ещё из дам можно представить рядом с тупоголовым Биномом? Вот она, роспись этого увальня с двойным поросячьим хвостиком.

Нам было приказано выучиться разборчиво расписываться, что же, на «Ноль-двенадцатом» и сейчас не все умели толком держать перо. Но вахтенный журнал должен уцелеть, дабы потом — если оно случится, это «потом» — идущие по нашим следам могли узнать что с нами приключилось и кто последним из живых членов команды оставил в журнале свой героический каракуль. Ха. не будет никакого «потом», и если мне случится остаться последним, то я с великим удовольствием подотрусь страницами вахтенного журнала.

Мы разведчики. Храбрецы, герои и первопроходцы. Нас восемь: Лейтенант Келлог, троица солдат, один ученый и команда катера в количестве двух с половиной рыл. (Половина — это я.) Еще четверо гребцов-волонтеров на ялике, но их можно не считать…

«Боже я услался» — написал Сэлби своим округлым почерком. Прочувственное, хотя и не совсем четкое признание. Что он имел в виду, усрался или уссался? впрочем, какая разница мы успели обделаться всеми способами и неоднократно. Мы воняем и медленно подыхаем. У меня нарывы по всей внутренней поверхности бедра. Смешно: правую ляжку словно черви изъели, а на левой ни единого пятнышка. Ага, я везунчик.

Я осторожно оттянул штанину от тупо ноющей плоти — повязка давно превратилась в грязную никчемную веревку, гной неспешно стекал под колено, но боль стала уже привычной.

«У Энди Джен нежная попка» — уведомляла надпись на полях последней страницы. Размашисто и очень остроумно.

Энди Джен — это я. Не «Джен», конечно, а Эндрю Дженкинс — но на соблюдении полных формой не стоит настаивать. У меня слабый нос. да и крови во мне не так уж много осталось. Расшибут мигом.

Мне шестнадцать лет и я уже точно знаю, что пропущенный удар в лицо не прибавляет здоровья. Я дерусь пока стою на ногах, но легковат и сшибить меня довольно просто. Док как-то предрек что отожравшись, я возьму свое со всех обидчиков, но с пайком не здорово, так что моим «друзьям» вряд ли что грозит.