Ночной цирк
Шрифт:
— Спасибо, что потрудились позвать меня, — говорит она в надежде, что она не единственный посетитель особняка Лефевров, который разговаривает сам с собой, в то время как ему полагается увлеченно листать страницы книг при отсутствии достаточного освещения.
— Полагаю, они думают, что вы растворились в воздухе, — замечает Марко, проходя по коридору. — Однако я решил, что вряд ли дело в этом.
Он распахивает перед ней дверь, пропуская в гостиную.
Селию усаживают между Чандрешем и Тсукико.
— Это куда лучше, чем провести
Во время перемены блюд, вызывающих ее искреннее восхищение, Селия развлекается тем, что пытается разгадать, какие отношения связывают присутствующих. Она прислушивается к разговорам, подмечает эмоции, скрываемые за смехом и светской беседой, запоминает, на ком задерживаются взгляды.
С каждым выпитым бокалом вина Чандреш все чаще посматривает на своего обаятельного секретаря, и Селия подозревает, что мистер Алисдер, неподвижно стоящий в некотором отдалении, тоже это замечает, хоть и не подает виду.
Три перемены блюд уходит у нее на то, чтобы определить, к какой из сестер Берджес мистер Баррис испытывает большую симпатию, но к тому моменту, когда на столах появляются тарелки с очередным деликатесом, оказавшимся на поверку перепелами, приправленными корицей, ее догадка превращается в уверенность, хотя она все еще не может понять, знает ли Лейни о его чувствах.
Все присутствующие называют мадам Падва Tante, хотя она скорее производит впечатление матери всего семейства, а не тетушки. Когда Селия, обратившись к ней, называет ее Madame, все взгляды удивленно устремляются на нее.
— Слишком благообразно для циркачки, — замечает мадам Падва, блеснув глазами. — Нам придется слегка распустить твой корсет, если мы и впредь собираемся водить с тобой дружбу.
— Я полагала, что до корсета дело дойдет только после ужина, — спокойно возражает Селия, вызывая всеобщий хохот.
— Мы собираемся водить дружбу с мисс Боуэн независимо от состояния ее корсета, — заявляет Чандреш. — Пометь это у себя, — добавляет он, обращаясь к Марко.
— Про корсет мисс Боуэн я все записал, сэр, — отвечает Марко, и за столом раздается новый взрыв смеха.
В его глазах Селия замечает уже знакомую улыбку, но он тут же отводит взгляд и вновь теряется в глубине комнаты, столь же поспешно, как призрак отца в темноте.
Подают следующее блюдо, и Селия продолжает наблюдать и прислушиваться, гадая между делом, ягненок скрывается под слоем воздушного теста и изысканным винным соусом или это что-то более экзотическое.
В Таре есть нечто, будящее в ней смутное беспокойство. Время от времени на ее лице появляется выражение, граничащее с испугом. Она то живо участвует в разговоре, заливаясь хохотом вслед за сестрой, то с отсутствующим видом смотрит на горящие свечи.
И лишь когда в очередном приступе
Когда подают десерт, все разговоры стихают. На тарелках лежат шарики из тончайшей дутой карамели, разбив которые можно добраться до взбитых сливок.
После того как тонкие стенки с треском ломаются, все очень скоро понимают, что начинка в одинаковых на вид шариках совершенно разная.
Ложки так и мелькают над столом, пока гости угощают друг друга. Некоторые вкусы узнаются сразу — например, имбирь с персиком, или кокос с карри, другие же разгадать так и не удается.
Селии явно достался медовый шарик, но какими травами он приправлен, из-за сладости блюда никто не может распробовать.
После ужина гости перемещаются в кабинет, чтобы продолжить беседу за кофе и бренди. В какой-то момент большинство гостей заявляет, что уже очень поздно, и пора расходиться, но Тсукико замечает, что для цирковых артистов вечер только начинается.
Когда все-таки доходит до прощаний, Селию обнимают с тем же радушием, что и всех гостей. Некоторые приглашают ее встретиться за чашкой чая, пока цирк будет в Лондоне.
— Спасибо, — поворачивается она к Тсукико, когда они выходят на улицу. — Я и не ожидала, что мне так понравится.
— Самые приятные удовольствия — те, которых не ждешь, — улыбается Тсукико.
Пока гости расходятся, стоящий у окна Марко успевает бросить последний взгляд на Селию, прежде чем она растворяется в ночи.
Он поочередно обходит гостиную и кабинет, а затем спускается на кухню, чтобы проследить, все ли в порядке. Прислуга уже разошлась. Он задувает последние свечи и поднимается на один из верхних этажей проведать Чандреша.
— Восхитительный был ужин, тебе не кажется? — спрашивает тот, когда Марко появляется в дверях апартаментов, занимающих весь пятый этаж. Каждая из комнат освещена множеством марокканских светильников, отбрасывающих на пышную мебель разноцветные тени.
— Несомненно, сэр, — откликается Марко.
— И на завтра никаких дел. Или уже на сегодня, учитывая, который сейчас час.
— Днем у вас назначено совещание по поводу балетного репертуара в следующем сезоне.
— Ох, да, я и забыл, — морщится Чандреш. — Отмени его, ладно?
— Конечно, сэр, — говорит Марко и делает пометку в блокноте.
— И вот еще, закажи несколько ящиков того бренди, которое привез Итан. Мне ужасно понравилось.
Марко кивает, делая очередную запись.
— Ты же еще не уходишь? — спрашивает Чандреш.
— Нет, сэр, — качает головой Марко. — Я подумал, что уже слишком поздно, чтобы идти домой.
— Домой, — повторяет Чандреш, словно это слово ему кажется чужим. — Это такой же твой дом, как и квартира, которую ты зачем-то продолжаешь снимать. На самом деле, даже в большей степени.