Ночной цирк
Шрифт:
— Не сказал бы.
— Мне вдруг стало трудно различить, где сон, а где явь, — говорит Тара, вновь принимаясь теребить кружевные манжеты. — Мне не нравится, когда меня держат в неведении. И верить в невозможное мне тоже не больно-то по душе.
Перед тем как ответить, мистер Баррис снимает пенсне, протирает стекла платком и смотрит на свет, не осталось ли разводов.
— Я перевидал многое из того, кто когда-то казалось мне невероятным. И теперь я уж толком и не знаю, где проходит граница возможного. Поэтому я решил: буду делать
Он открывает ящик стола и, покопавшись в нем немного, кладет на стол визитку. На ней указано только имя. Даже глядя на перевернутую карточку, Тара без труда различает буквы «А» и «X» — и ничего больше. Мистер Баррис берет карандаш и приписывает под отпечатанными инициалами лондонский адрес.
— Не думаю, что в ту ночь кто-либо из нас в полной мере понимал, во что ввязывается, — говорит он. — Если ты намерена разобраться во всем до конца, мне кажется, из всех нас только он способен тебе помочь, но не могу обещать, что он во всем пойдет навстречу.
Он пододвигает визитку Таре. Она пристально разглядывает карточку, словно сомневаясь в ее материальности.
— Спасибо, Итан, — говорит она, не поднимая глаз. — Это очень важно для меня. Спасибо.
— Рад помочь, дорогая, — говорит Баррис. — Я… Я надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.
Тара лишь отрешенно кивает, а потом они долго беседуют на малозначительные темы, пока стрелки часов описывают круги, а за запотевшим окном не начинают сгущаться сумерки. Он приглашает ее поужинать с ним, но она отвечает вежливым отказом и уходит.
Мистер Баррис возвращается за стол. К тиканью часов вновь добавляется аккомпанемент шуршащего карандаша.
Зонт волшебника
В этот день ворота Цирка Сновидений венчает большая табличка, подвешенная на шнурке к решетке прямо над щеколдой. Буквы достаточно крупные, чтобы их можно было разглядеть издалека, но люди все равно подходят ближе, чтобы их прочитать.
«Закрыто из-за неблагоприятных погодных условий», — гласит витиеватая надпись в окружении веселеньких серых тучек. Люди читают объявление, некоторые перечитывают, а затем окидывают взглядом заходящее солнце, ясное вечернее небо над головой и почесывают затылки. Они толпятся перед воротами, чтобы подождать, не снимут ли табличку и не откроют ли цирк, но ничего не происходит, и в конце концов немногочисленная толпа расходится в поисках других развлечений на вечер.
А через час начинается гроза. Потоки воды льются с неба, ветер треплет полосатые полотнища шатров. Табличка на воротах раскачивается на ветру, поблескивая от дождя.
Позади цирка, там, где окружающая его решетка кажется сплошной, открывается потайная калитка, и Селия Боуэн выходит из сумрака под дождь, раскрывая над головой большой зонт с тяжелой изогнутой рукояткой. Зонт слегка заедает, но когда Селии наконец
Ее появление в городе проходит незамеченным, да и обращать на нее внимание в такой ливень особо некому. На булыжных мостовых ей встречается лишь горстка скрытых под зонтами прохожих.
В конце концов Селия останавливается перед ярко освещенным кафе: там, вопреки погоде, собралось достаточно много народу. Она ставит зонтик в корзину у двери, где уже сушатся несколько зонтов.
Внутри еще есть места, но взгляд Селии останавливается на пустом стуле за столиком Изобель, сидящей возле камина с чашкой чая и книгой, которую она увлеченно читает.
Селия никогда не могла понять, как относиться к прорицательнице. Вообще-то она с детства привыкла не доверять тем, кто по роду своих занятий вынужден говорить людям то, что они желают услышать. А у Изобель во взгляде порой проскакивает то же выражение, что Селия не раз замечала у Тсукико: она знает больше, чем говорит.
Впрочем, это может быть свойственно всем, кто посвятил себя прорицанию.
— Можно составить тебе компанию? — обращается к ней Селия. Подняв глаза, Изобель кажется удивленной, но через мгновение ее лицо озаряет радушная улыбка.
— Конечно, — говорит она, заложив страницу и откладывая книгу в сторону. — Не верится, что ты отправилась гулять в такой ливень. Я пришла еще до того, как он начался, и решила переждать его здесь. У меня была назначена встреча, но вряд ли она состоится, учитывая, что творится на улице.
— Трудно осуждать твоего знакомого за опоздание, — говорит Селия, стягивая мокрые перчатки. Стоит ей легонько встряхнуть их, как они мгновенно высыхают. — Там льет так, что приходится идти сквозь сплошной поток воды.
— Сейчас ведь вечеринка в честь плохой погоды. Ты туда не собирался?
— Я появилась там ненадолго и сбежала. Нет настроения для вечеринок. К тому же я стараюсь не упускать возможности улизнуть из цирка, чтобы сменить обстановку. Даже если для этого нужно нахлебаться воды.
— Я и сама люблю иногда сбежать, — соглашается Изобель. — Так это ты наслала на нас дождь, чтобы устроить себе выходной?
— И в мыслях не было, — улыбается Селия. — Хотя, будь это моих рук дело, пришлось бы признать, что я перестаралась.
Пока она говорит, ее мокрое до нитки платье высыхает на глазах, возвращая себе глубокий рубиновый цвет. Не вполне понятно, чем вызвано это небольшое преображение — жаром весело потрескивающего камина или стараниями Селии.
Они с Изобель болтают о погоде и книгах, обсуждают Прагу и, не сговариваясь, обходят стороной любые вопросы, касающиеся цирка. На какое-то время они перестают быть прорицательницей и иллюзионисткой, превратившись в двух обычных женщин, сидящих за столиком в кафе. Им нечасто выпадает такая возможность.