Ночной сторож
Шрифт:
– Отличная работа, Патрис.
Нет, вы видели? Ха!
Он продолжил обход. Скрип-скрип. Но Патрис не повернулась и не подмигнула Валентайн. Патрис не злорадствовала. Она чувствовала, что у нее начинаются месячные, и была рада, что вовремя прикрепила к трусам чистую, сложенную в несколько слоев тряпку. Даже так. Да, даже так.
В полдень женщины и несколько мужчин, тоже работавших на заводе, вошли в небольшую комнату, задуманную как столовая. При ней имелась полностью оборудованная кухня, но поваров для приготовления обеда не наняли, а потому женщины сели, намереваясь перекусить снедью, принесенной с собой. У некоторых были ланч-боксы, другие принесли ведерки со смальцем. Третьи просто взяли с собою тарелки, завернутые в мешковину. Съестным делились. У Патрис было латунное
– Я забыла испечь хлебцы, – призналась Патрис.
Валентайн с жалостью посмотрела на нее, но другая работница, замужняя женщина по имени Сейнт Энн, рассмеялась, услышав, что сказала Патрис. По комнате пронесся слух, что в ведерке Патрис принесла тесто. Что она забыла его поджарить. Патрис и Валентайн были самыми молодыми девушками, работавшими в цеху, их наняли, едва они окончили среднюю школу. Девятнадцать лет. Сейнт Энн подтолкнула намазанную маслом булочку сидящей на другой стороне стола Патрис. Кто-то передал овсяное печенье. Дорис отдала половину сэндвича с беконом. Случившееся с Патрис обернулось шуткой. Патрис собиралась рассмеяться и пошутить снова.
– Все, что у тебя когда-либо было, – это хлеб со смальцем, – опередила ее Валентайн.
Патрис закрыла рот. Все хранили молчание. Валентайн имела в виду, что хлеб со смальцем – еда бедных людей. Но все ели хлеб, намазанный смальцем с солью и перцем.
– Звучит неплохо. У кого-нибудь есть кусочек? – попросила Дорис. – Отломите-ка мне немного.
– Вот, возьми, – отозвалась Кудряшка Джей, получившая еще в детстве это прозвище за вьющиеся локоны. Имя прижилось, хотя теперь ее волосы были совершенно прямыми.
Все посмотрели на Дорис, когда она пробовала хлеб со смальцем.
– Не так уж и плохо, – произнесла она.
Патрис с жалостью посмотрела на Валентайн. Или это сделала Пикси? В любом случае время обеда закончилось, и теперь ее желудок не будет урчать весь день. Она громко поблагодарила собравшихся за столом и пошла в туалет. Там было две кабинки. Вторую заняла Валентайн. Патрис узнала ее коричневые туфли с закрашенными потертостями. У них обеих только что начались месячные.
– О нет, – произнесла Валентайн из-за перегородки. – Дело дрянь.
Патрис открыла сумочку, попыталась собраться с мыслями, затем протянула одну из своих сложенных тряпочек под деревянную перегородку. Она была чистой, отбеленной. Валентайн взяла ее.
– Спасибо.
– Спасибо кому?
Пауза.
– Большое спасибо, черт тебя побери, Патрис. – Затем раздался смех: – Ты спасла мою задницу.
– Спасла твою тощую задницу.
Новый смешок.
– Твоя задница более тощая.
Присев на корточки на унитазе, Патрис прикрепила новую прокладку. Использованную она завернула в туалетную бумагу, а затем в кусок газеты, который специально припасла для этой цели. Она выскользнула из кабинки вслед за Валентайн и засунула сверток поглубже в мусорное ведро. Потом она вымыла руки с мыльным порошком, поправила подмышечники [8] , пригладила волосы и снова накрасила губы. Когда Патрис вышла, почти все уже были заняты работой. Она торопливо надела халат и включила лампу.
8
Подмышечник – кусок водонепроницаемого материала, закрепленный в подмышке платья, чтобы защитить его от пота.
К середине дня ее плечи начали гореть. Пальцы свело судорогой, а тощая задница онемела. Бригадиры время от времени напоминали женщинам, что нужно встать, потянуться и сфокусировать взгляд на дальней стене. Затем закатить глаза. Снова сосредоточиться на стене. Как только глаза немного отдохнут, следовало
– Прошу вас, леди.
Мистер Волд запрещал разговоры. И все же они шушукались. Позже они с трудом вспоминали, о чем беседовали друг с другом весь день. Ближе к концу дня Джойс Асигинак вынесла новые заготовки для резки на пластины, и процесс продолжился.
Дорис Лаудер повезла их домой. И на этот раз Валентайн обернулась, чтобы вовлечь Патрис в разговор, что было уже хорошо, так как Пикси требовалось отвлечься от мыслей об отце. Он все еще дома? У родителей Дорис была ферма на территории резервации. Они купили землю у банка еще в 1910 году, когда земля индейцев оказалась единственным, что они могли продать. Продай или умри. Землю повсюду рекламировали как дешевый товар. В резервации имелось всего несколько хороших участков, которые можно было использовать в качестве сельскохозяйственных угодий, и они принадлежали Лаудерам. На их земле стояла высокая серебристая силосная башня, которая торчала перед глазами всю дорогу, если ехать из поселка. Дорис высадила Патрис первой, даже предложила подвезти ее к дому по извилистой дорожке, но Патрис отказалась, поблагодарив. Она не хотела, чтобы Дорис увидела груду хлама и покореженный дверной проем. Отец, заслышав шум машины, вывалится из него и начнет донимать Дорис, чтобы она подвезла его до поселка.
Патрис прошла по заросшей травой дорожке и остановилась среди деревьев, высматривая отца. Шалаш был пуст. Она тихо прошла мимо и помедлила, прежде чем войти в дом – простую коробку из шестов, обмазанных глиной, без всяких удобств, низкую и скособочившуюся. Почему-то ее семья так и не попала в список на получение племенного жилья. Печь разожгли, мать Патрис кипятила воду для чая. Кроме родителей в доме жил ее брат Поки, тощий подросток. Сестра Вера подала заявление в Бюро по переезду и трудоустройству и уехала в Миннеаполис с мужем. У них было немного денег, чтобы обустроить новое жилье и окончить курсы профессионального обучения. Многие возвращались в течение года. О некоторых больше никто никогда не слышал.
Смех Веры был громким и веселым. Патрис скучала по ее способности все разом изменять – разрушать напряжение, царящее в доме, освещать мрак. Вера смеялась над всем: над помойным ведром, куда они мочились зимними ночами, над тем, как мать ругала их за то, что они переступали через вещи отца или брата вопреки обычаям, или над тем, что они пытались готовить, когда у них были месячные. Она даже посмеялась над их отцом, когда он вернулся домой шквебии. Бесится, как чертов вареный петух, сказала Вера.
Теперь он дома, а Вера – нет, и некому указать на его сползающие с ягодиц штаны без пояса или растрепанные волосы. Как не хватает Веры, чтобы зажать нос и сверкнуть глазами! Бессмысленно притворяться, будто при виде отца она не испытывает отчаянный стыд. Или защищаться от него. А все остальное? Земляной пол вспучивается под тонким слоем линолеума. Патрис принесла из-за свисающего с потолка одеяла, служащего перегородкой, чашку чая и легла на кровать, которую с рождения делила с сестрой. Рядом с кроватью есть окно, что хорошо весной и осенью, когда так приятно смотреть сквозь него на лес, и ужасно зимой и летом, когда от него либо веет холодом, либо через него летят сводящие с ума мухи и комары.