Ночной сторож

Эрдрич Луиза

Наблюдая за ночным небом, он был Томасом, который узнал много нового о звездах в школе-интернате. А еще он был Важашком, который узнал о звездах от своего деда, первого Важашка. Поэтому осенние звезды Пегаса были частью созвездия Муза его деда. Томас медленно затянулся сигарой. Выпустил дым вверх, как молитву. Буганогийжик, дыра в небе, через которую с грохотом прилетел в этот мир Творец, светясь и подмигивая. Ему хотелось поскорее увидеть Икве Ананг, женщину-звезду. Она начинала подниматься над горизонтом, как дуновение ветерка, и ее сияние все усиливалось. Икве Ананг сигнализировала о скором конце его нелегкого дежурства. За месяцы, проведенные Томасом в качестве ночного сторожа, он полюбил ее как человека.

Стоило Томасу вернулся в здание завода и сесть, его сонливость как рукой сняло. Он углубился в чтение газет и племенных информационных листков, припасенных

на этот случай. Пробежав глазами сообщение о принятии законопроекта, указывающего на то, что конгресс сыт по горло индейцами, он едва сдержал нервную дрожь. Снова. Никакого намека на стратегию. Или на панику, но она придет. Еще кофе, потом небольшой завтрак, и он отключился. К его облегчению, утро выдалось достаточно теплым, чтобы он успел немного вздремнуть на переднем сиденье своего автомобиля перед первой за день встречей. Его любимый грязно-серый «нэш» [11] был подержанным, но все равно Роуз ворчала, что он потратил на него слишком много денег. Она ни за что не призналась бы, как сильно ей нравилось кататься на плюшевом пассажирском сиденье и слушать радио. Имея постоянную работу, он мог регулярно выплачивать кредит. Теперь ему не нужно беспокоиться о том, как погода обойдется с его урожаем. Самое главное, это была машина, которая не могла сломаться и заставить его опоздать на работу. Свою работу он очень хотел сохранить. Кроме того, он планировал когда-нибудь отправиться в путешествие – или, как он в шутку его называл, второй медовый месяц с Роуз, – и пользоваться во время него задними сиденьями, которые, раскладываясь, превращались в кровать.

11

Корпорация «Нэш-Кельвинатор» возникла в результате слияния в 1937 году «Нэш моторс» и «Кельвинатор апплайанс компани». В 1954 году «Нэш-Кельвинатор» приобрела автомобильную компанию «Хадсон мотор» в Детройте, штат Мичиган, и в результате слияния образовалась корпорация «Американ моторс».

Томас залез в машину. В бардачке он хранил толстый шерстяной шарф, который наматывал на шею, чтобы голова не падала на грудь и не будила его. Он откинулся на мягкую обивку сиденья и провалился в сон. Томас проснулся в полной боевой готовности, когда Лабатт постучал в его окно, желая убедиться, что с ним все в порядке.

Лабатт был невысоким мужчиной, походившим телосложением на маленького медвежонка. Он вгляделся в Томаса. Его курносый нос прижался к стеклу, оставив на нем запотевший круг. Лабатт был вечерним уборщиком, но часто приходил в дневную смену, чтобы произвести мелкий ремонт. Томас любил наблюдать, как пухлые, крепкие, ловкие руки Лабатта чинят всевозможные механизмы. Когда-то они вместе учились. Томас опустил стекло.

– Опять отсыпаешься после работы?

– Ночка выдалась захватывающая.

– Даже так?

– Мне показалось, будто я видел маленького мальчика, сидящего на ленточной пиле.

Томас, увы, слишком поздно, вспомнил, что Лабатт чрезвычайно суеверен.

– Это был Родерик?

– Кто?

– Родерик, он ходил за мной по пятам.

– Нет, это был просто мотор.

Лабатт нахмурился, не вполне убежденный, и Томас знал, что услышит подробную историю о Родерике, если проявит нерешительность. Поэтому он завел машину и прокричал сквозь рев двигателя, что у него назначена встреча.

Кожаная палатка

Когда-нибудь она купит часы. Патрис жаждала точного способа учета времени, потому что в ее доме времени не существовало. Или, скорей, ей требовалось устройство, которое осуществляло бы «хранение времени», как в школе и на работе. На табуретке возле ее кровати стоял маленький коричневый будильник, но он отставал на пять минут в час. Патрис должна была компенсировать отставание, когда его заводила, и если б однажды она забыла это сделать, случилась бы катастрофа. Ее работа еще зависела и от того, будут ли ее подвозить каждое утро. Встретят ли Дорис и Валентайн. У ее семьи не было даже старой машины, которую можно было бы починить. Или косматой лошаденки, на которой можно было бы добраться до завода. До шоссе, по которому дважды в день проезжал автобус, было неблизко. Если ее не подвезут, придется шагать тринадцать миль по гравийной дороге. Она не могла заболеть. У нее не было телефона, чтобы кому-нибудь сообщить о болезни. Ее просто уволят. Жизнь вернется обратно к нулю.

Бывали времена, когда Патрис казалось, что она растянута на раме, как кожаная палатка. Тогда она пыталась забыть, как легко способен сорвать ее ветер. Или как легко отец может уничтожить их всех. Чувство, будто она единственный барьер между семьей и катастрофой, не было чем-то новым, но ее родичи зашли чересчур далеко с тех пор, как она начала работать.

Зная, как сильно они нуждаются в заработке Патрис, ее мать, Жаанат, неделями сидела у двери с топором. Пока они не узнавали, где находится отец, всем требовалось быть настороже.

В выходные Жаанат менялась на вахте с Патрис. С топором и с керосиновой лампой на столе Патрис читала стихи и журналы. Когда наставала очередь Жаанат заступать на дежурство, та мурлыкала себе под нос всевозможные песенки, предназначенные для самых разных ситуаций. Мать тихонько напевала их, постукивая пальцем по столу.

Жаанат была женщиной способной и проницательной. Она отличалась осанистостью, силой и обладала выступающим вперед подбородком. Она была истовой индианкой прежних времен, воспитанной бабушкой и дедушкой, которые говорили только на языке чиппева, с детства обучали ее племенным обычаям и рассказывали поучительные истории. Знания Жаанат считались исключительно важными, и девочку тщательно прятали, чтобы никто не забрал ее в школу-интернат. Она научилась читать и писать в те редкие дни, когда посещала дневную школу при резервации. Она плела корзины и расшивала бисером всевозможные изделия на продажу. Но настоящая работа Жаанат заключалась в том, чтобы передавать соплеменникам свои знания. Люди приезжали издалека, часто становились лагерем вокруг ее дома, чтобы учиться. Когда-то глубокие познания Жаанат были частью широкой сети возможностей. Их давало множество диких зверей, на которых можно было охотиться, богатый перечень дикорастущих съедобных растений, наличие огорода, где росли бобы и тыквы, а также обилие земли, по которой можно было бродить. Теперь в семье только Патрис выросла, говоря на чиппева, хотя без проблем выучила английский. Она исполняла большинство ритуалов, которым ее научила мать, но также стала католичкой. Патрис знала песни матери, но она была еще и выпускницей, которой доверили произнести прощальную речь, и учитель английского языка подарил ей книгу стихов Эмили Дикинсон [12] , где было одно стихотворение об успехе, тесно связанном с неудачей. Она видела, как девушки, вышедшие замуж и родившие детей, становились старухами уже в двадцать. С ними не случалось ничего выдающегося, и всему виной был тяжелый труд. Великие дела были суждены другим. Замужние женщины были потеряны навсегда. «Сквозь смертной муки заслон… Триумфа ликующий стон» [13] . Нет, ее жизнь будет не такой.

12

Эмили Элизабет Дикинсон (1830–1886) – американская поэтесса. Хотя публикации ее стихов вызвали неблагоприятные отзывы критики в конце XIX и начале XX в., в настоящее время Эмили Дикинсон рассматривается критикой как одна из величайших американских поэтесс.

13

Приведены строки из стихотворения Э. Дикинсон «Успех» (пер. В. Марковой).

Трое

Мозес Монтроуз спокойно сидел за чашкой горького чая. Судья племени был невысоким, худощавым, ухоженным мужчиной, который легко носил груз своих шестидесяти пяти лет. Они с Томасом устроились в своем «конференц-зале», как они в шутку называли кафе «У Генри» – несколько столиков и кухня за проемом в стене. Состояние дел: один сотрудник племенной полиции, работавший на полставки, был на севере на похоронах. Тюрьма находилась на ремонте. Это была небольшая крепкая лачуга, выкрашенная в белый цвет. Дверь в ней вышиб Эдди Минк, который обычно коротал там ночь, распевая песни в припадках пьяной радости. Ему нужно было еще вина, сказал Эдди, поэтому он решил уйти. Они заговорили о новой двери. Как обычно, племя испытывало финансовые трудности.

– Прошлой ночью я произвел арест, – сообщил Мозес. – Запер Джима Дюваля в моей уборной за домом.

– Он снова дрался?

– Еще как. Мы забрали его. Пришлось попросить моего мальчика помочь запихнуть его внутрь.

– Дюваля ждала холодная ночь.

– Он не заметил. Он спал прямо на толчке.

– Нужно найти другой способ, – проворчал Томас.

– На следующий день я надел судейскую мантию и привел его в свою кухню на суд. Выписал ему штраф и отпустил. У него был только один доллар на уплату штрафа, поэтому я взял доллар и посчитал, что мы в расчете. Потом я весь день чувствовал себя скверно. Не дело отнимать последний кусок у семьи. В конце концов, иду к нему домой и отдаю доллар Леоле. Я должен зарабатывать на жалованье, но не таким же способом.

– Нам нужно опять начать использовать тюрьму.

– Мэри ужасно разозлилась, когда я запер его в нашей уборной. Говорит, чуть не лопнула ночью!

– О, мы не можем позволить Мэри лопнуть. Я разговаривал с суперинтендантом, но тот говорит, с деньгами очень туго.

– Ты имеешь в виду, человек он тугой. В задницу.

Мозес сказал это на языке чиппева – на нем почти все казалось смешнее. Смех улучшил настроение Томаса, и он почувствовал, что кофе тоже пошел ему на пользу.

– Мы должны рассказать о Дювале в информационном листке. Так что припомни подробности.