Ночные клинки
Шрифт:
Конан, не отрываясь, смотрел на Камень. Да, это и впрямь была истинная драгоценность. Громадный бриллиант, размером с голубиное яйцо светился и сверкал, словно настоящее маленькое солнце. Он лежал на изящном одноногом столике черного дерева в самой середине покоя; лежал у всех на виду, так что казалось — протяни только руку — и величайшая драгоценность Вендии будет твоей!
Однако время, когда руки Конана жадно тянулись к подобным красивым вещицам, даже опережая мысли, уже давно прошло.
Аттея соблазнительно вытянулась на низкой кушетке, оценивающе поглядев на киммерийца.
— Жаль, что у тебя все такое неказистое, —
— Разве мертвые железки могут сравниться с тобой? — неуклюже польстил ведьме Конан.
Аттея вновь хихикнула. Взгляд ее стал совершенно недвусмыслен.
— Железки забавляют меня. А главное в этом покое — вот! — Она указала на Камень-Хранитель. — Хотя и среди оружия попадаются интересные вещи…
Она прошла в дальний угол, сняв со стены, неказистый нож потемневшей стали. Грубо откованный клинок носил следы небрежного обращения, рукояткой служил простой кусок древесины.
— Вот это, например, — нараспев произнесла ведьма, покачивая оружие в пальцах, — и внезапно резким движением метнула его прямо в Конана.
Киммериец выбросил вперед руку, ловко поймав клинок прямо в воздухе. Детский трюк. Ему он научился еще в гиперборейских гладиаторских казармах. Однако последний раз он проделывал его довольно давно и допустил небольшую, совсем-совсем небольшую ошибку — лезвие чуть-чуть оцарапало правое запястье.
— Ну, вот и все, — удовлетворенно вздохнула ведьма. — Вот и пришел твой конец, мой дорогой. Этот клинок сотворен мастерами Белого Круга. Ранка крошечная, но ее ничем не затянуть. Не помогут никакие повязки. Она будет кровоточить, пока ты окончательно не обессилеешь. Один герой… из далекого Кхитая надеялся взять этим мою жизнь. А вместо этого взял твою.
Конан стоял неподвижно, точно скала; брови сдвинуты, все до единого мускулы напряжены; по сжатому правому кулаку сбегала вниз алая струйка. Красные капли пятнали белоснежный шерстяной ковер.
— Я испорчу тебе пол, — с кривой усмешкой бросил киммериец.
Аттея изумленно подняла брови. Все, что угодно ожидала она услышать, но только не это. Мольбы о пощаде, проклятия, — но не это! Сбитая с толку, она промедлила…
Конан сорвался с места одним громадным прыжком. К ней, к этой проклятой ведьме, дотянуться до ее разубранного ожерельями горла! А там будь что будет.
Ярость настолько переполняла Конана, что ему удался поистине сверхчеловеческий прыжок, Пальцы киммерийца уже готовы были вцепиться в шею волшебницы, ломая ей позвонки, но… захватили лишь воздух. Колдунья отпрянула с немыслимой быстротой.
И вновь раздался искренний серебристый смех. А в спину Конана словно бы ударил невидимый таран. Киммериец не удержался на ногах и растянулся во весь рост.
Аттея хохотала, хлопая в ладоши.
— Ой, насмешил, вот уж насмешил! Неужели ты думал, что мои заклинания не охраняют от подобного? Какая наивность!..
Конан поднялся на ноги, зажимая кровоточащее запястье. Глаза его горели, однако на сей раз он воздержался от резких движений. Отойдя в сторону, он опустился на мягкий пуф.
— Напрасно ты так верил в холодное железо, мой дорогой, — укоризненно заметила Аттея, направляясь к дверям. — Идмир, мой отец, в конце жизни добился очень многого. В том числе — и власти над кованым железом. Там, во дворе, ты добился успеха, поскольку магия
Конан не ответил. Он сидел неподвижно, зажав левой ладонью рассеченное запястье, и его устремленный на ведьму взор горел такой ненавистью, что Аттея невольно вздрогнула.
— У меня много дел — надо сотворить новых стражей взамен тех, что ты уничтожил. Я не стану тревожить тебя. Твои последние часы будут легкими. Смерть от потери крови — безболезненная и приятная смерть. Твое тело, мой дорогой, я отправлю радже Бхадару, как и обычно. А твой меч займет почетное место на моей западной стене. Да, кстати, чуть не забыла! Иди-ка сюда, мой маленький! — Ведьма поманила пальцем, словно подзывая невидимую собачонку. Нож Белого Круга вырвался из рук киммерийца и, скользнув по полу серебристой рыбкой, мгновение спустя оказался на своем всегдашнем месте. — Теперь вот все, — вздохнула Аттея. — Прощай! — И с этими словами ведьма вышла, плотно притворив за собой дверь. Несмотря на всю остроту своего слуха, щелчка замка Конан не услышал — створки наверняка замкнуло заклинание.
Северянин поднялся. Запястье обильно кровоточило. Если дело пойдет так дальше и он ничего не придумает, он и впрямь окажется в чертогах Крома. Нерушимое слово Конана будет нарушено, Тар останется в своем заточении… Как потом посмотрит Конан ему в глаза, когда они встретятся в день Последнего Суда?
А в середине просторного покоя на эбеновой подставке мягко светился Камень-Хранитель, и все две с лишним тысячи его граней отражали все мыслимые превратности злой судьбы…
Конан замер, не сводя глаз с камня. Ясно, что здесь наверняка устроена какая-то колдовская западня — иначе Аттея не бросила бы драгоценность в комнате с разъяренным пленником — но иного шанса, похоже, у киммерийца просто не было. Он попытался высадить дверь напрасно. Створки даже не дрогнули. И, если тут было применено достаточно сильное чародейство, в них можно было бить осадным тараном — без всякого для них ущерба.
Камень-Хранитель. Что там говорила эта тварь Аттея? Его чары — это магия Земли, и холодное железо ему не подвластно? Киммериец ухмыльнулся. Его обезоружили, и ведьма решила, что железа у него больше нет. Ранивший его нож не в счет.
На всякий случай Конан проверил, не снимаются ли со стен трофеи Аттеи — разумеется, они были закреплены намертво, и сорвать их было невозможно никакими силами. Ну что ж, ведьма считает, что он окончательно раздавлен — как бы не так!
Киммериец распахнул плащ. Его пояс толстой кожи украшала массивная железная пряжка. В случае необходимости пояс можно было использовать и как оружие. Конан расстегнул его и, сделав петлю, метнул в Камень-Хранитель, пытаясь попасть по нему пряжкой.
Вспыхнуло пламя. Все тело Конана пронзила судорога мгновенной острой боли, заставившая его глухо вскрикнуть и почти без чувств рухнуть на мягкий пол. Камень-Хранитель остался на прежнем месте. От пояса же уцелела одна только пряжка. Толстая воловья кожа обратилась в черный пепел.
Отползая, киммериец заметил, что тянущийся за ним кровавый след стал заметно шире.
Последняя надежда на Камень-Хранитель — с треском рухнула. Продолжая зажимать запястье, Конан поднялся. Его пошатывало, он с трудом удерживался на ногах.