Ночные клинки
Шрифт:
Конан поднял голову над картой. Ну и приключение! Из Пустыньки на галеру Ночных Клинков, с галеры на остров плененного бога, с острова в Вендию, башня Aттеи, Бодей, Айодхья, вновь Бодей, плавание, Маранг, Тлессина, пожар на Эврарских холмах, вновь Тлессина… Очевидно, Кром никак не может угомониться. Мрачный бог, для которого смертные служили не более, чем занятными игрушками, похоже, не хотел, чтобы игра закончилась так быстро.
Дверь негромко скрипнула. Киммериец поднял голову — на пороге перед ним стояла Лиджена. Конан удивленно поднял брови —
— Лиджена!..
— Это я, Конан.
— Послушай, мне говорили, что ты нездорова…
— Я здорова, Конан.
Киммериец нахмурился. Девушка казалась неживой, двигающимся трупом. Аквамариновые глаза погасли, из них ушел тот неукротимый огонь, что полнил их раньше. Кажется, целая вечность минула с того дня, как он, Конан, выкрал ее из айодхьоского дома ее дяди Тайджи…
— Ну, так расскажи же мне, наконец, толком, что с тобой случилось! — воскликнул киммериец, скатывая карту со стола. — Садись, давай выпьем доброго марангского винца; ты ведь уже знаешь, что эмир отправляет тебя домой, к отцу?
— Я знаю, Конан.
— А-а… — подозрения киммерийца усиливались с каждой минутой. — Ну, так рассказывай!
К вину Лиджена осталась совершенно равнодушной.
— Я выбралась из тоннелей на берег реки, — произнесла она, глядя в одну точку. — Потом пришла в дом к моему жениху Амрику Тохону. Он продал меня в рабство. Меня отвели на галеру, привезли в Маранг и тут продали дворцовому управителю эмира.
Это была непревзойденная по краткости и сдержанности речь — Лиджена как будто перечисляла принятую по описи старую рухлядь. Однако было в ее рассказе нечто, что удивило даже привыкшего к людской подлости киммерийца.
— Погоди, как ты говоришь? Твой жених продал тебя в рабство?!
— Амрик Тохон продал меня в рабство, — без выражения сказала Лиджена. — Я отомшу ему, и он умрет страшной смертью. Это случится после того, как я вернусь в Бодей. А сейчас я хочу сказать тебе, Конан, что люблю тебя.
Если бы перед киммерийцем оказался во плоти сам бог Кром, северянин едва ли удивился сильнее.
— Что-что?..
— Я люблю тебя, Конан, — повторила Лиджена, распахивая одежду. Мясницкий тесак незамеченным соскользнул на пол вместе с накидкой.
— Грм… — вырвалось у Конана. Вид прелестей Лиджены не оставлял его равнодушным — отнюдь не оставлял.
«Что я делаю?! — внезапно вспыхнуло в сознании девушки. — Ведь это же Конан! Да, он хорош собой, но… это ведь он украл меня! Это из-за него я оказалась в подземельях Веледа! Я поклялась убить его! И… теперь… я раздеваюсь перед ним? Я намерена отдаться ему?»
«Дура! — загремел в ответ тысячеголосый хор. — Ты должна повиноваться! Раздевайся дальше! Пусть он загорится при виде твоей наготы! Пусть он окажется на тебе и в тебе! Пусть он потеряет голову от страсти — а потом ты отомстишь!»
Она встряхнула тяжелой головой, налитой необорной болью. Перед глазами все мутилось.
Руки Лиджены сбросили последние покровы с ее жемчужно-розового тела. Она шагнула вперед, потянувшись к Конану.
Киммериец глухо зарычал. На его лице появилась хищная, звериная усмешка. Его ловят в ловушку? — что ж, пусть ловят, только сперва он отведает прелестей этой красотки, до которой далеко всем чумазым марангским прелестницам!
Он протянул к ней руки.
«Люби его! Он твой! Люби же его! Я приказываю тебе! Повинуйся!»
Руки Лиджены коснулись могучих плеч киммерийца и мягко потянули силача вниз, на разбросанные одежды девушки.
Против этого не смог бы устоять даже самый закаленный постами и бдениями монах.
Лиджена опрокинулась на спину. Спустя миг они с Конаном стали любовниками.
Тело девушки охотно ответило на яростные ласки киммерийца, в то время как ее разум продолжал оставаться холодным и затуманенным. И тут голос под ее черепом заговорил снова: «Нож! Он подле тебя. Протяни руку. Сожми его. Тот, который сейчас на тебе, ничего не заметит. Давай же!»
Пальцы Лиджены повиновались. Грубая деревянная ручка мясницкого тесака оказалась в ее ладони. Она осторожно подняла руку — острие клинка смотрело точно под левую лопатку Конана, словно Лидженой в тот миг управлял опытный убийца.
«РАЗИ! РАЗИ! РАЗИ!» — грянуло в нее в ушах.
Клинок устремился вниз.
И — остановился.
Чьи-то сильные пальцы заламывали Лиджене руку, вырывая тесак из ослабевших пальцев. Она застонала и перестала сопротивляться.
Рядом с Конаном стоял Хашдад — и подле него Илорет. Глаза принцессы были полны слез.
«Дура! — напоследок услыхала Лиджена. — Ты провалила все дело! Но ничего, ты нам еще пригодишься…»
Нельзя сказать, что, вставая под пристальным взглядом принцессы, Конан имел особенно победительный вид. Хашдад молча указал на мясницкий тесак.
— Она собиралась угостить тебя вот этим! Мы успели в самый последний момент!
Илорет плакала, с ненавитью глядя на лишившуюся чувств Лиджену.
— Эту шлюху завтра же запорют кнутами на площади Правосудия! И умирать она будет долго — от рассвета и до заката! А ты, ты, ты… — она давилась слезами, не в силах произнести ни одного слова.
Конан только молча махнул рукой. Без толку спорить с девчонкой, вбившей себе в голову невесть что!
— Зачем она хотела зто сделать? — задумчиво бормотал тем временем Хашдад, одевая бесчувственную Лиджену.
— Наверное, мстила за… — Конан бросил взгляд на Илорет и осекся.
— За что? — тут же подхватила принцесса. — Ты знал ее раньше?!
Кром! Все женщины одинаковы. Почему они так быстро решают, что имеют все права на него, Конана?! Не отвечая принцессе, киммериец повернулся к Хашдаду.