Ночью под каменным мостом
Шрифт:
– - Я бы охотно приняла ваш тост, -- возразила замаскированная дама, -но я не понимаю, с какой стати вы говорите о завтрашней ночи. Для меня самое главное -- это чтобы вы не забыли о сегодняшней, на которую я возлагаю большие надежды. Или вы из тех шустряков, кто, еще не кончив одно дело, уже думает о следующем?
– - Как? Я не ослышался? Дело должно завершиться уже сегодня?
– поразился и еще больше встревожился Вальдштейн.
– - Боюсь, что нам не хватит времени...
– - Почему это не хватит? Или вы торопитесь к своей вдове портного?
– спросила дама довольно резким
– - О нет, патрон, -- усмехнулся Вальдштейн.
– - Но если начать дело еще сегодня...
– - Как вы меня назвали?
– - воскликнула хозяйка дома.
– - Еще ни один из господ, бывших у меня в гостях, не называл меня патроном. Может быть, это ваша обычная манера обращаться к дамам, по рангу и происхождению ничуть не уступающим вам, барон фон Вальдштейн?!
– - Простите меня, -- ошеломленно пробормотал молодой Вальдштейн.
– - Но один из ваших слуг сообщил мне, что вас следует именовать именно так.
– - Неужто?
– - живо вскрикнула дама.
– - И кто же это из моей прислуги позволяет себе такие глупые шутки?
– - Тот самый, что приходил сегодня утром с известием от вас, он же был и вчера, -- объяснил Вальдштейн.
– - Я знал, как его зовут, но сейчас что-то не могу припомнить...
– - Тот, кто так далеко зашел во лжи, уже не обойдется без наказания, -проворковала замаскированная дама, поднялась со своего кресла и словно кошка обежала вокруг Вальдштейна.
– - Позвольте вам сказать, капитан, что я не верю ни единому вашему слову. Ни вчера, ни сегодня утром я никого не посылала к вам с известием!
– - Но он уверял меня, -- сказал Вальдштейн, -- что пришел от вас и что вам угодно поговорить со мной о предприятии с глазу на глаз.
– - О предприятии!
– - захохотала дама.
– - Вот еще новости! Ну же, мой капитан! Я не хочу хвалить вас в глаза, но посудите сами -- могла ли я пригласить такого красивого и молодого офицера, как вы, для того, чтобы толковать о каком-то предприятии? Нет, капитан, кто так говорит, тот меня не знает. Боюсь, вы окончательно запутались в сети ошибок!
– - Теперь и мне так кажется, -- опечаленно заметил молодой Нальдштейн, чувствуя, что его шестьсот дукатов уплывают безвозвратно.
– - Но, в таком случае, не объясните ли вы мне, с какой целью заставили меня прибыть сюда?
– - Можно подумать, ваш язык еще не забыл вкус молока кормилицы!
– засмеялась из-под маски дама и вновь принялась виться вокруг гостя, как играющая кошка, поглядывая на Вальдштейна то с одной, то с другой стороны.
– - Почему я вас позвала сюда? Разве так трудно угадать? А ну-ка, пошевелите мозгами!
Едва услышав ее смех, Вальдштейн мгновенно сообразил, что все происходящее является ничем иным, как любовным приключением, но слова Лейнитцера о том, что ему в жизни не будет более случая добыть шестьсот дукатов, не давали ему покоя. Он угрюмо смотрел в пространство перед собой и молчал.
– - Мне говорили, что у вас редкий ум, -- продолжала между тем дама.
– Но мне кажется, что вы используете его с излишней умеренностью. А зря! Господин капитан, я встречала вас уже много раз и давно помышляла о возможности поговорить с вами, ибо мне казалось, что в вас есть нечто
Последние слова она произнесла без тени смущения -- таким тоном, словно ее желание было самой естественной вещью на свете. Молодой Вальдштейн улыбнулся, его досада улетучилась в один миг. Он вспомнил Иоганна Кеплера, сказавшего ему, что не Марс, а Венера правит его судьбой в эту ночь.
– - Так, значит, прекрасной даме, -- он протянул ей навстречу обе руки, -- угодно избрать меня своим возлюбленным?
– - На эту ночь!
– - перебила прекрасная дама, высвободилась из его объятий и начала расстегивать свое бархатное платье.
– - На одну ночь, мой капитан, зарубите это себе на носу! Я хочу быть свободной и делать то, что мне понравится. Но одна эта ночь будет стоить для вас сотни ночей!
– - Как и для вас, -- ничуть не смутившись, улыбнулся в ответ молодой Вальдштейн.
– - Но если вам захотелось сделать меня любовником на одну ночь, так почему же вы не хотите открыть лицо, дабы я мог прикоснуться к нему губами?
– - Потому что, -- ответила дама, продолжая возиться с застежками платья, -- я больше, чем вы думаете, забочусь о своей репутации и не доверяю мужчинам, которые только и делают, что хвалятся своими любовницами и редко умеют молчать.
– - Может быть, именно этим я и отличаюсь от других. Я умею молчать, -подчеркнул Вальдштейн.
– - Может быть, -- с сомнением в голосе сказала дама.
– - Но даже мужчины, умеющие держать язык за зубами, порою впадают в удивительнейшие ошибки, и рано или поздно весь свет узнает их тайны. Нет уж, милый! В эту ночь можешь требовать от меня всего, чего ни пожелаешь, но маска останется на мне!
Она откинула голову назад, уронила руки, и фиолетовый бархат соскользнул с нее на пол.
Когда после испытанных удовольствий они отдыхали в объятиях друг друга, дамой овладело желание поболтать. Она не могла более ласкаться без слов и принялась говорить обо всем, что только приходило ей в голову.
– - У меня еще сна ни в одном глазу, -- сказала она.
– - Но тебе стоит вздремнуть, ведь утром, когда взойдет солнце, ты уже будешь за три мили отсюда. Приедешь домой, и все будет как прежде. Ты не должен больше думать обо мне. О тебе говорят, что ты день и ночь сидишь над книгами. Неужели ты так ревностно изучаешь Священное писание?
– - Нет, -- пояснил Вальдштейн, -- Я читаю исключительно латинских и греческих авторов, которые писали о военном искусстве и его истории.
– - Ну, тогда ты просто кладезь учености!
– - иронически вскричала дама, но было видно, что она удивлена.
– - Я тоже когда-то учила латынь. Хочешь послушать, как я ее знаю? "Ходье" -- нынче, завтра -- "крас", будьте снова вы у нас. Да, милый, ходье -- ты у меня, а крас, увы, уйдешь -- да, к сожалению, по-другому нельзя, иначе -- аликвид(5) -- я попаду впросак. Насчет "попасть впросак" я тоже знала, но забыла. Не подскажешь ли мне, раз ты такой ученый?